Андрей Воронин - Жди меня

Ну, держитесь, мысленно обратилась она к своим домочадцам. Дайте только срок! Вернусь - я вам устрою...

Предвкушение будущего грандиозного скандала несколько приободрило княгиню. Лишь возможность периодически выплескивать на первый же подвернувшийся под руку объект постоянно душившую ее злобу немного примиряла княгиню с казавшейся ей пустой и никчемной жизнью; фактически, Аграфена Антоновна жила от скандала до скандала. Теперь к тому же повод для словесной экзекуции над членами собственного семейства был более чем веским, и княгиня намеревалась сразу же по прибытии домой рассчитаться со всеми сполна.

Дома, однако, ее поджидал очередной сюрприз. Встретивший ее лакей, старательно пряча глаза, - княгиня не переносила, когда дворовые осмеливались смотреть ей прямо в лицо, полагая это чуть ли не оскорблением, - доложил, что в приемной ее дожидается их высокоблагородие поручик Огинский.

Княгиня скрипнула зубами: присутствие постороннего в доме сейчас было весьма некстати. С другой стороны, просто отказать Огинскому в приеме было нельзя: Аграфена Антоновна имела на блестящего гусара определенные виды. Он держался, как настоящий богач, а на балу у этого старого негодяя Бухвостова так мило танцевал мазурку с ее младшенькой, Ольгой... Он даже не морщился, когда эта коровища наступала ему на ноги своими плоскостопыми лапами. Так, может быть, его удастся заарканить? Это не беда, что он поляк, зато фамилия у него известная, знатная. И потом, если они поженятся, то он, скорее всего, увезет молодую жену к себе домой, в Польшу или где он там живет. Хоть одной дурой в доме станет меньше...

- Проси подождать еще минуту, - сказала она лакею. - Передай, что я сей же час буду. Да вели подать кофию, дурак! Так, небось, гостя голодом и морите.

- Не извольте гневаться, ваше сиятельство, - едва слышно сказал лакей, - кофию осталось на один раз, а бакалейщик, аспид ненасытный, больше в долг давать не хочет.

- Что?! - прошипела княгиня и, ловко, явно не впервые, ухватив лакея за ухо, принялась крутить его и дергать из стороны в сторону, словно всерьез намеревалась оторвать. - Ты что сказал? Да как ты смеешь, поганец?! Нешто я у тебя про бакалейщика спрашивала?! Нешто я тебе велела речи говорить?! Кофию, кофию я велела подать, а языком поганым трепать я тебе не велела!

Хватка у Аграфены Антоновны была железная, и лакей, из глаз которого от нестерпимой боли горохом сыпались крупные слезы, не выдержав этой пытки, тоненько заскулил.

- Смилуйтесь, матушка, Аграфена Антоновна! - заныл он, поняв, что пришла пора спасать если не свою жизнь, то, по крайней мере, ухо, которому и впрямь грозила нешуточная опасность быть оторванным напрочь. - За что ж вы меня-казните-то? Да отрежьте вы мне язык, ежели я еще хоть слово... Ухо, ухо оторвете, барыня! Пощадите, кормилица, отпустите душу на покаяние!

- Ухо, - пыхтела княгиня, продолжая умело и сладострастно выкручивать и дергать многострадальную часть лакейского организма, - ухо свое он пожалел! Захочу - вовсе оторву и собакам скормлю! Вместе с тобой, дубиной, скормлю, со всеми вами, мерзавцами, дармоедами... Ухо... Пошел вон! Делай, что тебе ведено, кобель шелудивый!

С этими напутственными словами она выпустила лакейское ухо, сделавшееся за время экзекуции пунцовым и толстым, как оладья, и проводила бросившегося наутек "дармоеда" ловким и весьма увесистым пинком в туго обтянутый белыми лосинами зад.

После этой расправы княгине несколько полегчало. Отдышавшись и немного придя в себя, она оправила прическу и величаво вплыла в приемную. Навстречу ей с диванчика торопливо поднялся одетый в новенький, с иголочки, кремовый сюртук, коричневые панталоны и сверкающие башмаки пан Кшиштоф. Накрахмаленный до скрипа стоячий воротник подпирал его мужественный, не лишенный прямоугольности подбородок; изящно повязанный шелковый галстук красивыми волнами ниспадал на белоснежную манишку; поверх отливающего серебром жилета скромно и вместе с тем солидно поблескивала золотая цепочка часов. Шелковый цилиндр, трость с золоченым набалдашником и лайковые перчатки пана Кшиштофа лежали в соседнем кресле.

- Счастлив снова видеть вас, сударыня, - промурлыкал пан Кшиштоф, щекоча руку княгини своими великолепными усами. - А я здесь, признаться, чуть было не заскучал без вашего общества.

- Как же так, сударь? - кокетливо изумилась Аграфена Антоновна, по старой привычке строя ему глазки. Учитывая ее возраст и комплекцию, выглядело это жутковато, и пану Кшиштофу стоило немалых усилий удержать на своем лице любезную улыбку. - Как это может быть? Ведь полон дом народу, почему же вы грустите здесь в одиночестве? Куда они все могли подеваться?