Андрей Воронин - Жди меня

- Вам не за что просить у меня прощения, сударыня, - с хорошо разыгранной горячностью воскликнул Огинский. - Я рад, что вы живы и здоровы и что тягостное недоразумение, которое чуть было не возникло между нами, столь счастливо разрешилось. Забудем об этом. Я ваш друг, на которого вы можете рассчитывать при любых обстоятельствах.

Лакассань спрятал насмешливую улыбку в бокале с вином. В его глазах Огинский был дешевым клоуном, но княжна, похоже, приняла его дурацкие ужимки за чистую монету, что лишний раз доказывало правоту Лакассаня: девчонка не представляла опасности, ею можно было вертеть как угодно.

- Расскажите мне, как вы жили все это время, - попросила княжна.

- О, в этом нет ничего любопытного, - принимая более вольную позу, ответил Огинский. - В Бородинском сражении меня контузило той же гранатой, которой был ранен князь Багратион. Мы, представьте, как раз в это время беседовали с князем, к которому я был послан генералом Ермоловым...

Лакассань встал.

- Куда вы, Эжен? - повернулась к нему Мария Андреевна.

- Пойду распоряжусь, чтобы принесли шампанского, - ответил Лакассань. - Мне кажется, я только что стал свидетелем события, которое следует отметить. Чудны дела твои, господи, - вполголоса добавил он, когда дверь гостиной закрылась у него за спиной.

Глава 8

Княгиня Аграфена Антоновна Зеленская покинула дом графа Бухвостова в великом раздражении. Выйдя из портика с пузатыми колоннами и спустившись по пологим ступеням крыльца, она, не в силах более скрывать душившей ее злобы, грубо оттолкнула бросившегося ей навстречу лакея и без посторонней помощи втиснула свое тучное тело в дверцу закрытой, похожей на обитый жестью сундук, семейной кареты, отчего та заметно накренилась.

Разговор с графом, который, помимо всего прочего, в течение последних десяти лет ведал в уезде делами опеки, оставил у Аграфены Антоновны самое неприятное впечатление. Она никак не ожидала, что этот толстопузый бонвиван, шутник, чревоугодник и, как поговаривали злые языки, тайный пьяница ни с того ни с сего вдруг проявит совершенно неуместную принципиальность в таком, казалось бы, простом деле, как опекунство над княжной Вязмитиновой. До достижения княжною совершеннолетия оставалось более четырех лет, родственников она не имела, и Аграфена Антоновна полагала, что для получения опекунства достаточно будет просто переговорить с графом Бухвостовым тет-а-тет в том доверительном тоне, который, как она считала, ей весьма хорошо удавался.

К сожалению, отправляясь с деловым визитом к графу, Аграфена Антоновна не учла двух немаловажных обстоятельств, которые могли послужить препятствием в достижении поставленной ею перед собой цели. Первым из этих обстоятельств было едва ли не рабское преклонение графа перед покойным князем Вязмитиновым, коего он считал одним из величайших людей своего поколения. Следствием этого преклонения стало живейшее и самое доброжелательное участие, которое граф вознамерился принять в судьбе внучки своего кумира.

Но это бы еще полбеды! Настоящая же беда заключалась в том, что, как выяснилось из разговора с графом, бедственное финансовое положение князя Аполлона Игнатьевича, тщательно им скрываемое, более ни для кого не являлось секретом. Каким образом эта информация просочилась наружу, Аграфене Антоновне еще предстояло выяснить. Пока же граф Бухвостов со свойственной ему отменной любезностью, все время пересыпая свою речь шутками и через слово нижайше прося извинения, вполне ясно дал ей понять, что имеет некоторые основания сомневаться в чистоте ее намерений и, следовательно, в целесообразности передачи ей и ее супругу опекунства над состоянием княжны Марии Андреевны. Это был сокрушительный удар, и безупречно вежливая и дружелюбная форма, в которую был облечен отказ, нисколько не смягчала его убийственной силы.

Почтительно склонившись, лакей закрыл за ней дверцу кареты.

- Пошел! - визгливо закричала Аграфена Антоновна на кучера. - Спишь, мерзавец! Запорю!

Кучер, отлично знавший нрав своей хозяйки, хлестнул по лошадям, и карета сорвалась с места так стремительно, что лакей едва успел вскочить на запятки, чудом не свернув себе при этом шею.

По дороге, которая, увы, была очень недолгой, Аграфена Антоновна пыталась трезво осмыслить ситуацию. Это было сложно, поскольку ситуация сложилась, без преувеличения, катастрофическая. Более или менее поправить ее теперь мог бы разве что удачный брак одной из дочерей. Лучше бы, конечно, всех троих сразу, но что уж мечтать о несбыточном! Тут и одну-то не знаешь, куда пристроить... Коровы, с привычным озлоблением подумала о дочерях княгиня. Дуры плоскостопые, пустоголовые... Все в отца! Болван, пьяница, ничтожество... Все спустил, все промотал, расточил до последней копейки и свое, и ее состояние...