Андрей Воронин - Жди меня

Подбежавший половой смахнул со стола крошки грязным полотенцем и, ни о чем не спрашивая, поставил перед Масловым запотевший графинчик с ледяной водкой и блюдечко с нарезанным соленым огурцом - привычки Гундосого Емели здесь знали хорошо. Барышник с сомнением покосился на графинчик, но, в конце концов, махнул рукой и наполнил рюмку: принятое им решение сегодня же покинуть город освобождало его от добровольно возложенного на себя обета трезвости.

Водка прошла как по маслу. Гундосый крякнул, понюхал рукав, бросил в рот ломтик огурца и, с аппетитом жуя, приказал все еще стоявшему рядом половому подать обед. Половой поклонился и исчез, напоследок отработанным залихватским жестом перебросив через согнутую руку свое грязное полотенце.

Емеля налил себе вторую рюмку и, уже никуда не торопясь, выцедил ее, смакуя каждый глоток и между делом продолжая осматриваться.

Глаза его уже успели привыкнуть к полумраку, и он разглядел за столами несколько знакомых бледных физиономий, обладатели которых раньше предпочитали не показываться в людных местах, особенно днем. Вид этих опухших, заросших нечистыми бородами лиц лучше всяких слов убедил Маслова в правильности принятого им решения. Из Москвы нужно было не просто уезжать отсюда надо было бежать, куда глаза глядят, и как можно скорее. Надвигающиеся с запада полчища чужеземцев были не так страшны, как эти бледные люди-пауки, которые уже начали понемногу выползать из своих нор, присматривая добычу пожирнее. Гундосый Емеля внезапно почувствовал себя толстой мухой, сдуру залетевшей в густо заплетенный пыльной паутиной чулан, где в каждом углу, в каждой щели десятками притаились безжалостные мохнатые кровососы. Чтобы успокоить расходившиеся нервы, он хлопнул третью рюмку водки и перестал смотреть по сторонам.

Стало немного легче. Маслов пожевал огурец, выплюнул хвостик и задумчиво побарабанил грязными желтыми ногтями по пустой рюмке. Проходивший мимо невысокий щуплый мужичонка в извозчичьем кафтане вдруг остановился, оперся обеими руками о стол и, приблизив к Емеле длинное бритое лицо, ни с того ни с сего спросил:

- Ты есть Гундосый?

Барышник Емельян Маслов грозно нахмурил редкие брови: он не любил, когда его называли Гундосым, да еще в лицо, да еще совершенно незнакомые ему люди... Да что там незнакомые! Перед ним был явный иностранец, скорее всего, француз, каким-то чудом избежавший высылки из Москвы и для безопасности замаскировавшийся под извозчика. Гляди-ка, подумал Емельян, кафтан извозчичий напялил, а по-русски двух слов толком связать не может. А все туда же - Гундосый! Сам ты гундосый, морда твоя басурманская... А может, это вовсе не наш француз, не московский, а того... шпион?

- Ты сам-то кто такой есть? - не отвечая на вопрос, сердито поинтересовался он.

- Я есть ломовой извозчик Иван Борисов, - представился незнакомец, нимало не смущенный оказанным ему прохладным приемом. - Я иметь к тебе один дело. Гундосый Емеля. Хозяин этот заведений показать мне ты, и я пришла к тебя со своим дело.

Говорил он медленно, с трудом подбирая слова, ударения ставил как попало, в основном напирая на последний слог, так что его заявление о принадлежности к гильдии ломовых извозчиков звучало как анекдот. Гундосый Емеля начал смеяться раньше, чем "Иван Борисов" договорил до конца.

- А ну-ка, извозчик, - сказал он, закончив хохотать и утирая грязным костлявым кулаком выступившие на глазах слезы, - заворачивай оглобли и катись отседова куда подале! Эка, завернул - Иван Борисов! Где ж тебя, Иван Борисов, так по-русски говорить выучили, уж не в Париже ли? Катись, катись, не буду я с тобой никаких делов делать, даже и не мечтай! Извозчик, мать твою!..

Фальшивый извозчик, быстро оглядевшись по сторонам, без приглашения подсел к столу Маслова, ужом проскользнув между углом столешницы и сырой кирпичной стеной.

- Я платить деньги, - пообещал он.

- А нам твои деньги без надобности, - куражась, сказал Гундосый. - У нас, может, своих девать некуда! Катись отседова, я сказал, а то вот сдам в полицию, там разберутся, каков ты есть ломовой извозчик Иван Борисов!

- Полиция не есть надо, - быстро возразил незнакомец. - Полиция мне арестовать. Я есть француз, парикмахер Поль Жако. Не хотеть, чтобы мне высылали, как французский шпион. Не хотеть Бонапарт. Хотеть ехать сам. Для этот дело хотеть покупать ля шеваль... пардон, как это по-русски... лошадь! Один или два. Иметь много деньги, хорошо платить.

Гундосый медленно налил себе водки и, откинувшись на спинку скамьи, посмотрел на француза сквозь полную рюмку. Парикмахер... Что же, очень может быть, что и парикмахер. Похож, ничего не скажешь. Худой, щуплый, пальцы тонкие, гибкие, как червяки, глазенки подлые, а выбрит так, что, кажется, даже блестит маленько, будто лакированный. Лошадь ему... Или две. А сундук золота в придачу ему не требуется?