Владимир Весенний - Анатомия смерти

Курбатов потрогал лоб. На ладони остались сажа и кровь.

– Погоди, – вспомнил он и взялся за мобильный телефон.

Трубу на той стороне не брали.

– В город мне надо, срочно! – сказал Курбатов. – Так срочно, Михалыч, как никогда!

– Я б тебя отвёз, да выпивши я, – отозвался сосед.

Курбатов мчался по ночному шоссе в такси на заднем сиденье в брюках, пиджаке и куртке на три размера больше, чем ему требовалось. Михаил отдал, что было в доме. В таком наряде чуть больше чем через час Курбатов выбрался на Тверскую улицу, не доезжая до книжного магазина «Москва». Огромное неудобство доставляли брюки. Дырочек на поясном ремне не хватало. Брюки приходилось придерживать рукой, чтобы не складывались гармошкой и не лезли под подошвы больших зимних ботинок с высокими задниками. Но брюки всё равно складывались и лезли под каблуки, крайне сковывая движения.

Набрав код входной двери, Курбатов проник в вестибюль подъезда. Консьержка за стеклом отложила вязанье на топчан и вышла из комнаты навстречу. Обыкновенно подтянутого и одетого с иголочки Курбатова она не сразу узнала в странном наряде. Ссадина на лбу с запёкшейся кровью, взъерошенные волосы и следы сажи на шее сбили её с толку. Она не успела задать вопрос, потому что створки лифта сомкнулись и кабина поползла на четвёртый этаж.

На звонок никто не отвечал. Колотить в железную дверь кулаками было бы и больно, и бессмысленно. Курбатов в бессилии опустил руки и быстро соображал, что предпринять: вызывать полицию или всё же попытаться выломать дверь. В любом случае необходима помощь.

Выламывать дверь и звать на помощь не пришлось. Замок с лязгом щёлкнул, дверь тяжело приоткрылась, и в образовавшемся проёме показалась няня Мишеньки. В её широко открытых глазах застыл ужас. К сгусткам крови на лбу и щеках прилипли пряди светло-русых волос. Над правой бровью зияла кровавая ссадина. Шея, подбородок и платье на груди также были вымазаны кровью. Женщина качнулась и рухнула на Курбатова. Тот подставил руки, втащил обмякшее тело в просторный коридор, уложил на ковёр и пощупал на шее пульс. Няня находилась в глубоком обмороке.

– Паша! – позвал он Гомельского.

Ни звука в ответ. По кровавым следам на ковре и паркете Курбатов двинулся внутрь квартиры. Сердце яростно колотилось. С каждым шагом оставленные кем-то следы крови на полу становились гуще и шире. Максим остановился у входа в зал, не понимая, что перед ним. Кровью был залит пол, вымазаны стены и чёрный рояль. Пюпитр с нотами лежал также пропитанный кровью рядом с табуреткой. Табуретка с винтовой ножкой стояла сиденьем вниз на окровавленной массе в месте, где должна была быть человеческая голова. По обнажённой груди и вывернутой шее угадывалось тело женщины. Определить, во что она была одета, не представлялось возможным: из разорванного живота на бёдра и ноги вывалились внутренности. Поодаль от женщины лежал обезглавленный труп хозяина квартиры. Его голова смотрела из-под стула широко раскрытыми остекленевшими глазами. Рот был открыт, словно человек продолжал вопить от ужаса. На губах запеклась кровь. Смолянистые, курчавые волосы торчали дыбом.

За двенадцать лет работы в прокуратуре Курбатов насмотрелся всякого. Были и расчленённые трупы. Привыкнуть к этому невозможно, можно только абстрагироваться. Или относиться к жестокости как к неизбежной издержке профессии. Теперь дело обстояло иначе. В комнате лежал человек, знакомый с детства. Ещё утром он говорил, переживал, жил. А сейчас его нет. Нет Вики, его жены. Отстраниться от этого не получалось. Горький ком подступил к горлу.

Курбатов сел на корточки и опустил голову, чтобы прошла подступившая тошнота. Через мгновенье он вспомнил и быстро осмотрелся. Ребёнок! Где ребёнок?!

Из соседней комнаты доносились звуки. Они походили на бульканье или всхлипывания. Придерживая брюки рукой, Курбатов двинулся по кровавой луже к комнате. Брючины пропитались кровью. Максим снова почувствовал прилив тошноты. Он сделал глубокий вдох и выдох и заглянул за дверь. В углу, сжавшись в комочек, сидел мальчик шести лет в пижаме с синими слониками. Пижама совершенно чистая, без единого пятнышка крови или грязи. Очевидно, Миша спрятался здесь в углу и его не нашли или не искали те, кто побывал в квартире. А почему побывал? Быть может, они ещё здесь?! Мальчик громко икал. Курбатов хотел взять его на руки, но мысль о том, что в помещении может быть ещё кто-то, заставила его выпрямиться. Он прислушался.