Максим Шторм - Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона

Легко впоследствии рассуждать о морали и человечности. О надежде и идее. О том, что есть люди, способные изменить мир. Но так же есть и те, кто решает, кому это дозволено, а кому нет. И мы, мы те, кто решает и дозволяет. И мы запретили. Мы не дали Крейгу ни одного шанса. Я внимательно наблюдал за ним. Вы как всегда поразительно проницательны, Вероника. Вы верно подметили – он верит в себя, верит в то, что делает. Это изобретение, возможно, является для него наиглавнейшим трудом всей жизни. Но нам оно показалось бесполезным. Шуткой. Безделицей. Никчёмным творением заигравшегося учёного. Мы гордимся тем, что вправе решать. Мы снисходительны к тем, кто ниже нас. И мы те, кто может заглядывать в будущее. Но как мне кажется, в данном случае мы ничего не увидели. Гордон Крейг заглянул гораздо дальше нас с вами…

Эббернати умолк, испытующе глядя на не сводящих с него глаз коллег. Он знал каждого из них как свои пять пальцев. И это были не пустые банальные слова. Они вместе работали вот уже без малого два десятка лет. И, наверно, не было ни одного случая, когда их мнения очень уж сильно расходились бы. Это бы своего род брак. Союз. В горести и радости, в нищете и достатке. До конца дней. До гробовой доски. Разумеется, и среди самых крепких союзников случаются разлады. От ссор и недопониманий не застрахован никто.

Они, все пятеро, составляли отборочную комиссию ОСУ. Никто из них, ни вечно подозрительный желчный Гарри Фурнье, не обожающая строить из себя сердобольную тётку Вероника Карлайл, ни осторожный Седрик Моран, ни высокомерный Артемиус Доггерти, ни он сам, никто из них в своей жизни не придумал ничего стоящего. Ничего, чтобы оставить потомкам, ничего, что прошагало бы через века и вписало их имена в историю.

Своего рода люди-тени. Так иногда Эббернати в шутку называл себя и своих извечных сослуживцев. Тут они не сильно отличались от подобных Крейгу людей, скрывающих свои настоящие имена. Изобретения Крейга приписывали вымышленным учёным. Они же, члены отборочной комиссии даже не могли и этого. После Крейга останется не имя, но его творение. После них не останется ровным счётом ничего. Словно их и не было. Как будто четверо мужчин и одна женщина, проводящие почти всё время в неприступных стенах ОСУ, и не существовали никогда.

Но благодаря им решалось много больше, чем значили их имена. Они были тем мостом, что соединял мысль и действие, идею и результат. Они решали ни много ни мало, а развитие науки. Становление индустриального общества. Незримо писали картину мира и создавали пути его следования. Голосуя за или против, члены отборочной комиссии определяли жизнь государства и порядок на годы вперёд. В чём-то их деятельность была сродни работе парламента и политических мужей. Они не были учёными, чиновниками, правителями. Но были теми, кто многое решал. В быту они являлись обычными жителями города. Простыми подданными Империи. С другой стороны, они были незримыми пророками. Тенями.

– Весьма проникновенная речь, дорогой Альфред, – миссис Карлайл позволила себе добрейшую улыбку. – Вижу, ты и впрямь веришь в этого мальчика. Не удивлюсь, если даже больше, чем он сам! Что ты рассмотрел такого в его новейшем изобретении, чего не смогли увидеть все остальные? Не поделишься?

– Когда Крейг завил, что готовит настоящую бомбу, я предполагал нечто, скажем так, совсем иное, – не преминул вставить Фурнье. – Бомба должна взрывать мозг и поражать глаза. Но Я остался цел и невредим! Я не впечатлён. Мы изрядно потратились, чтобы обеспечить охрану Крейга и сохранность его изобретения. Пришлось надавить на кое-какие рычаги и поставить немало нужных подписей. И ради чего?..

Откашлявшись, Седрик негромко буркнул:

– Поддерживаю Гарри. Бесспорно, эта штука довольно занимательна. Но я никак не могу представить её полезное практическое применение. Она не годится ни для армии, ни для разведки, ни для досуга. На кого она рассчитана? Кто будет покупать этот аппарат, когда есть действительно более впечатляющие аналоги?!

– Иными словами коллеги хотят сказать, что придумка Гордона Крейга не принесёт нам ни пенни, – посмеиваясь, произнёс Доггерти. – Я называю вещи своими именами. Верно, друзья?

Эббернати смерил Артемиуса насмешливым взглядом.

– Мне кажется, что основная наша беда в том, что мы, увы, не вечны. И иногда забываем об этом. Мы пытаемся всё предугадать чуть ли не на поколение вперёд, дабы решить, что позволить, а что нет. Но мы не всеведущи и не можем знать, что на самом деле произойдёт через двадцать или тридцать лет. А кто-то знает. И это не только мистер Гордон Крейг. Вы забыли, что лишь благодаря столь прозорливо нанятому нами двору Крейг смог добраться до нас? На этот раз его путь был до того тернист, что шипы вырастали на каждом его шагу. Не забывайте об АНА. Я уверен, что им известно что-то, что не известно нам.