Влад Ревзин - Крон

Случился увесистый удар по трусам, гораздо ниже резинки.

Папишвили вскочил с места и заорал:

– Ты свихнулся, журналюга! Кто тебе позволил поминать имя моего несчастного брата? Ну, погоди, скоро мы притянем таких к ответу!

Казалось, он готов грызть стены и рыть паркет. Крон приплясывал у канатов, слушая счет рефери.

– Думаю, что надо дать слово гражданину Папишвили, – вставил слово судья. – Вы, господин Крон, не возражаете? Продожите потом, если будет что сказать.

Публика зашепталась.

Крон пожал плечами и сел. Папишвили минут пять произносил страстную речь в свое оправдание, но так ничего нового не сказал. Было впечатление, что граната, которую метнул в о вражеский окоп в самом начале Болтик, всерьез контузила оборону.

Наконец судья усадил ставшего повторяться Папишвили на место, и Крон продолжил свои прогулки перед камерой.

– Итак, я утверждаю, что в камере тюрьмы убили Шоту Папишвили. Резо удалось занять его место, -переодеть робу с номером. Зрители могут убедиться, что между братьями было достаточное фамильное сходство. Вот фотографии, спасибо. Затем путем подкупа администрации Резо уничтожил документальные свидетельства того, что оба брата были в изоляторе в одно и то же время. В архиве остались только документы на якобы погибшего Резо. Уголовник по кличке Брюлик исчез, была пущена версия о отъезде в Штаты. Некоторые поверили, что убийства вообще не было.

– Докажи это!

– Уважаемые присутствующие, я прошу разрешения пошептаться с гражданином Папишвили. Обещаю, результаты нашей беседы станут достоянием гласности.

Крон для приличия подождал секунду, затем подошел к неистовому грузину, вращавшему от ненависти глазами. Тот сделал вид, что с негодованием отстраняется, но Болтик ухватил его сильной рукой за шею и притянул к себе.

Секунд двадцать Папишвили слушал шепот Крона, затем запальчиво прокричал:

– Нет там ничего!

– И не было? Не гони!

Крон укоризненно посмотрел на него и опять придвинул непримиримое ухо к своим губам.

Прошло еще две минуты. Папишвили вдруг стал сдуваться, на глазах старея и сутулясь. Дальше и дальше он слушал со все большей покорностью, лишь раз невнятно ругнувшись сквозь зубы. Даже костюмчик походил на днепропетровский пошив. Когда Крон закончил и вернулся на свое место, грузин так и сидел, сгорбившись и глядя в стол.

Затем он резко встал и стоял, переступая, на явно плохо держащих его ногах:

– Я вынужден сделать заявление, – негромко, но четко произнес Папишвили.– Я действительно участвовал в банде Маршала, я посылал бойцов, в том числе брата Резо на акции, при которых совершались убийства. Я попал в изолятор по пустяковому делу и воспользовался смертью брата, чтобы занять его место. Я хотел начать новую жизнь.

Камера совершила наезд, создав крупный план кающегося. Папишвили повесил голову:

– Не вышло…

– Не забудь про Босого и Тапира, – мягко напомнил Крон, словно учитель на опросе у доски.

– Босого, то есть Кравчука я убил, чтобы не проболтался. Ко мне пришла информация, будто нашли ружье, участвовавшее в погроме в «Штурмане». Когда же я услышал, что чертов Крон занялся этой истории, Босой был обречен.

– Спасибо, Резо, – искренне ответил Болтик.– А Давид? Я беспокоюсь о нем.

– Тапира пальцем не тронул, только немного пожег его кабак, чтобы не распускал язык. А он сиганул из города…

Крон сделал знак и два милиционера подошли к столу защиты.

– Не первый раз, уважаемые зрители, у нас из студии уходят под конвоем участники передачи, – растерянно объявил судья-ведущий. – Но такого оборота событий мы вряд ли припомним…

Резо Папишвили встал, демонстративно застегнул пиджак и над сержантским погоном взглянул в сторону Крона. Покачал головой и внятно произнес:

– Начинать надо было с тебя.

Александра долила дымящийся чай в чашку шефа.

– Я вся внимание. Впрочем, я знаю, что вы ему сказали.

– Да. А он ответил, что никакого бриллианта там нет.

– Это так?

– Резо был не умнее брата, но со временем сильно изменился. Не мог же он оставить такую деталь?

– Почему же он пошел на признание?

– А ты как думаешь? – Крон усмехнулся.– Его любовница. Одна она видела прибор Резо как с камнем, так и без него, и могла бы свидетельствовать, что шрам остался не от любопытства маленького Резо, совавшего свой нос, и не только нос, в разнообразные неподходящие места, а от конкретной операции. Могла и на врача указать, у которого Резо инкогнито восстанавливал природу. Тот мигом узнал бы работу. Но дело даже не в этом.