Влад Ревзин - Крон

– Прелестная перспектива, – женщина положила в рот очередной кусочек ароматной баранины.

Александра показала охраннику свое милицейское удостоверение, привычно прикрыв указательным пальцем слово «внештатный». Так оно солиднее выглядело.

За окном мерцал серый дождливый денек.

Шаги громыхали в каменном коридоре, освещаемом узкими стрельчатыми окнами. От холода и неуюта щемило зубы. Грубо окрашенные синей краской стены. Краска заканчивалась выше уровня плеча, сверху, – зернистая штукатурка, похожая на плохо отстиранное казенное белье.

Грохот секторных решетчатых дверей не добавлял тепла.

В полуподвальном архиве вольнонаемная тетка, в вязаной кофте и носках, провела Александру в нужный тупик обширного здания под низкими сводами, и равнодушно ткнула в стеллажи.

– С девяносто пятого по девяносто девятый здесь и там, – промурлыкала она грудным голосом.– Стол с лампой вон в нише. Захочешь чаю, приходи.

И ушла, прежде чем Александра успела спросить, куда ей двигаться дальше, если дело вдруг не ограничится 99м.

От плотно сжатых папок шел сырой дух, многие переплеты были сильно растрепаны, и казалось, что компьютерная революция, бушующая в мире, так никогда и не коснется этих полок.

Александра сжала зубы и раскрыла фомуляр…

– Пять дней, – пожаловалась она Паше.– Надышалась бумажной пылью до полного одурения. Холодно, как в феврале. На обед и ужин, – чай из термоса и увядшие бутерброды. Вареная колбаса и мокрый сыр, а на хлеб смотреть не могу. Бр-р-р.

– Да будет жаловаться, Саша, – с порога крикнул Крон. – Тоже мне, гурмэ. Что нашла?

– Все, что там было, – с обидой ответила журналистка.– Покопались бы в этом гнилье. Архив называется! Дерьмо собачье…

– Это от общения с заключенными, – объяснил Болтик Паше, садясь за стол.– Обычно она девушка воспитанная. И все же мы рады видеть тебя, бледнолицая, вырвавшейся из узилища. Причешем, почистим, обогреем. Довольна будешь нами?

– Это совсем другое дело. Еще чуть пожалейте, и оттаю.

Александра передернула плечами. Крон засмеялся:

– Я тебя потом пожалею, обещаю. Не тяни, рассказывай.

– Докладываю. Карьера Брюлика закончилась в тюрьме. Не успел получить срок. Его замочили, прямо в камере. Так что история с отъездом в Штаты не более чем туфта.

Болтик покачался в собственном кресле, глядя на женщину:

– Видишь, каких слов там набралась.

– Дело было закрыто. Ему вменялось нанесение тяжелых телесных повреждений охраннику частного агентства.

– Это все филькина грамота, ясно. – Вставил Паша.– Получается, что и здесь обрыв?

– Не совсем, – Александра явно торжествовала. -Я не только копалась в тамошнем мусоре, но и с людьми общалась. Муж тетки, работающей в архивном подвале, уже двадцать лет работает охранником в этой тюрьме. Старый вертухай…

– Не ботай по фене, милая девушка!

– …вот я с ним и пообщалась. Кстати, мне бухгалтерия должна возместить сумму, равную двадцати долларам.

– Не бери на понт, краля!

– Да ладно вам, Евгений Карлович, срамить девушку. К тому же у вас архаичный жаргон. Сейчас братва так не базарит. Ну, а теперь сюрприз.

– Давай, а то скучно становится.

– В общем: в одно и то же время с Резо в изоляторе содержался Шота Папишвили.

Крон остановился в нижней точке амплитуды. Кресло накренилось, сверкнули подошвы, и драгоценный шеф упал, куда-то за приставную тумбочку для телефонов, опасно мелькнув лысиной в непосредственной близости с углом столешницы.

– Не убился? – участливо осведомилась Александра, наблюдая, как шеф кое-как выбирается из-за кресла

– Старший брат? – воскликнул Паша.– Ха-ха!

– Только в бумагах ничего нет, понимаете.

– Постой, постой. – Болтик перевел дух и осторожно уместил зад на взбесившееся сиденье.– Чуть не убился. Что же выходит? Шота тщательно скрыл свое пребывание в тюрьме, оттого мы ничего об этом не знаем. Возможно, выкупил свои документы у кого-либо продажного в тюремной администрации. А что, это вполне возможно, тем более тогда. Почистил и в других местах.

– А иначе карьера честного человека и будущего парламентария не светила, -поддакнул Паша.

Александра добавила:

– Охранник помнит смерть младшего Папишвили. Заточка, пырнули во сне. В камере было еще двенадцать человек, может и больше. Долго не искали.

– Похоже на сведение счетов.

– Вот-вот. У меня еще одно предположение, шеф.– Александра запнулась, но продолжила.– Смерть Босого случаем, не месть за убийство брата? Мог Босой желать, чтобы Брюлик молчал об их подвигах?