Клер Макинтош - Личный мотив

Рей постарался скрыть раздражение. Сегодня был тяжелый день, и все, чего ему сейчас хотелось, – это посидеть с пивом и расслабиться.

– Тут все-таки есть еще что-то, – сказал он. – Я доверяю Кейт, у нее хорошая интуиция.

Он почувствовал, что краснеет, и подумал, не слишком ли рьяно защищает Кейт.

– Да что ты говоришь? – напряженно сказала Мэгс. – Какая Кейт молодец!

Рей тяжело вздохнул.

– Что-то случилось?

Мэгс продолжала убирать в кухне.

– Это связано с Томом?

Мэгс заплакала.

– Господи, Мэгс, почему ты мне раньше не сказала? Что произошло?

Встав, он обнял ее за плечи и, развернув от мойки, осторожно забрал из рук салфетку.

– Думаю, что он, возможно, ворует.

Ярость, охватившая Рея, была такой всеобъемлющей, что какое-то время он не мог вымолвить ни слова.

– Почему ты так решила?

Это было последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Одно дело пропускать школу и метаться по дому под действием вспышек немотивированного подросткового раздражения, но воровать ?!

– Ну, я не совсем уверена, – сказала Мэгс. – Я с ним еще не говорила по этому поводу… – Она заметила выражение лица Рея и предостерегающе подняла руку. – Я просто не хочу этого делать, пока у меня не будет фактов.

Рей набрал побольше воздуха.

– Рассказывай все.

– Перед этим я убирала в его комнате, – Мэгс на мгновение закрыла глаза, как будто само воспоминание об этом было для нее невыносимо, – и у него под кроватью натолкнулась на коробку с разными штуковинами. Там был iPod, несколько DVD-дисков, куча конфет и новая, с иголочки, пара кроссовок.

Рей замотал головой, но ничего не сказал.

– Я знаю, что денег у него нет, – пояснила Мэгс, – потому что он продолжает выплачивать нам за разбитое окно, и мне трудно представить, откуда он мог все это взять, если не украл.

– Это ужасно! – ответил Рей. – Закончит он в каталажке. Хорошенькая получается картина: сынок ДИ сидит в камере за кражу в магазине.

Мэгс разочарованно посмотрела на него.

– И это все, что тебе сейчас приходит в голову? Твой сын последние восемнадцать месяцев чувствует себя несчастным. Твой ранее вполне счастливый, устроенный, умный сын сейчас прогуливает школу и занимается воровством, а твоя первая мысль: «Как это может повлиять на перспективы моей карьеры?» – Она умолкла, похоже, не договорив, и вытянула руки, словно стараясь удержать его на расстоянии. – Все, не могу сейчас говорить с тобой об этом! – Она развернулась и направилась к двери, но потом обернулась. – Предоставь Тома мне. Ты только хуже сделаешь. К тому же у тебя явно есть более важные вещи, о которых нужно беспокоиться.

Он слышал, как Мэгс взбежала по лестнице, после чего хлопнула дверь спальни. Рей знал, что идти за ней не имеет смысла: очевидно, что она не в настроении для дискуссий. Карьера не была для него первой заботой – это была просто одна из забот. И поскольку он оказался единственным в семье, кто зарабатывал деньги, со стороны Мэгс было немного расточительно и опрометчиво сбрасывать эту самую карьеру со счетов подобным образом. Что же касается Тома, то он предоставит жене возможность разбираться с ним, если она так хочет. Кроме всего прочего, он, честно говоря, понятия не имел, как подступиться к этому вопросу и с чего начать.

Дом в Бофорт-Кресенте был намного больше старого. Мне не дали ипотеку под всю сумму, так что пришлось брать кредит, и я надеялся, что буду в состоянии выплачивать его. Платежам предстояло растянуться надолго, но оно того стоило. При доме был большой садовый участок, подходящий для твоей студии, и я видел, как горели твои глаза, когда мы размечали, где она будет располагаться.

– Все идеально, – сказала ты. – У меня прямо здесь будет все, что необходимо.

Через неделю после нашего переезда я взял недельный отпуск и начал строить студию, а ты просто разрывалась на части, стараясь как-то отплатить мне за это. Ты кружками носила горячий чай в дальний конец сада, кормила меня супом с хлебом домашней выпечки… Мне такое нравилось, не хотелось, чтобы это прекращалось, и подсознательно я начал тормозить строительство. Вместо того чтобы выходить на работу в сад в девять, я приходил в десять. Потом задерживался на ленче, а после обеда бесцельно сидел в деревянной коробке будущей студии, пока ты не звала меня в дом.

– Нельзя работать при таком освещении, дорогой, – говорила ты. – И посмотри, у тебя же замерзли руки! Заходи, и дай я тебя согрею.