Клер Макинтош - Личный мотив

– Пойдемте, – сказала Кейт. Она вдруг остановилась и повернулась к нему лицом. – Там будет весело, и он прав – мы должны это отметить.

Они стояли так близко, что почти касались друг друга, и Рей представил, как после карри они оставляют ребят из Суонси и уходят вдвоем; потом, наверное, заходят еще куда-нибудь пропустить стаканчик на ночь, а после возвращаются в гостиницу. Подумав, что может случиться после этого, он судорожно сглотнул.

– Как-нибудь в другой раз.

Наступила пауза, затем Кейт кивнула:

– Конечно.

Она пошла к машине, а Рей вынул телефон, чтобы набрать СМС для Мэгс:

Еду домой. Купить тебе что-нибудь из еды навынос?

Медсестры были очень добры и внимательны. Они спокойно и умело обрабатывали мои повреждения и, похоже, не очень возражали, когда я в сотый раз просила их подтвердить, что Иен мертв.

– Все закончилось, – говорит мой доктор. – А теперь немного отдохните.

Я не чувствую особой потребности в какой-то свободе, чтобы поскорее уехать отсюда. Меня одолевает сокрушительная усталость, которая никуда не исчезает. Патрик не отходит от меня. Когда я ночью несколько раз в ужасе просыпаюсь, он все время оказывается рядом, чтобы успокоить меня после страшного сна. В конце концов я соглашаюсь принять седативное средство, которое предлагает медсестра. Мне кажется, я слышу, как Патрик говорит с кем-то по телефону, но снова засыпаю, так и не успев спросить, кто это был.

Когда я просыпаюсь, через горизонтальные жалюзи на окне в комнату пробивается солнечный свет, оставляя на моей кровати светлые полоски. На тумбочке рядом со мной стоит поднос.

– Чай уже остыл, – говорит Патрик. – Пойду посмотрю, нельзя ли организовать тебе горячий.

– Все нормально, – говорю я и пытаюсь сесть. Шея болит, и я осторожно трогаю ее.

У Патрика сигналит телефон, и он берет его, чтобы прочесть сообщение.

– Что там?

– Ничего, – быстро отвечает он и переводит разговор на другую тему. – Доктор говорит, что еще несколько дней будет больно, но у тебя ничего не сломано. Они дали какой-то гель, чтобы справиться с последствиями ожога хлоркой, и ты должна намазываться им каждый день, чтобы кожа не пересыхала.

Я отодвигаюсь и освобождаю место, чтобы он сел рядом со мной на кровати. Лоб его нахмурен, и я переживаю, что заставляю его волноваться.

– Со мной все о’кей, – говорю я. – Честно. Я просто хочу уже домой.

Я вижу, что он ищет на моем лице ответы на свои вопросы, – он хочет понять, что я чувствую к нему, но я пока и сама этого не знаю. Знаю только, что не могу доверять собственным суждениям. Я выжимаю из себя улыбку, чтобы показать, что я в норме, и закрываю глаза, но, скорее, чтобы избежать взгляда Патрика, чем собираясь снова заснуть.

Я просыпаюсь от шума шагов за дверью и надеюсь, что это доктор, но слышу, как Патрик говорит кому-то в коридоре:

– Она здесь. Я схожу в столовую за кофе, так что у вас будет время побыть наедине.

Я не могу сообразить, кто бы это мог быть, и даже когда дверь распахивается и я вижу стройную фигуру в ярко-желтом пальто с громадными пуговицами, я все равно не сразу узнаю ее. Подкативший к горлу ком не дает мне говорить.

Ева летит через всю палату и заключает меня в объятия.

– Я так по тебе скучала!

Мы обнимаемся, пока наши всхлипывания не начинают затихать, а потом усаживаемся на кровати друг напротив друга, сложив ноги по-турецки и держась за руки, как будто мы снова дети и сидим на нижней койке двухъярусной кровати в нашей общей комнате.

– Ты подрезала волосы, – говорю я. – Тебе идет.

Ева смущенно прикасается к своим блестящим коротким волосам.

– Думаю, Джефф предпочитает у меня длинную стрижку, но мне нравится эта длина. Кстати, он передает тебе большой привет. Ах да, и наши дети тоже. – Порывшись в сумочке, она извлекает оттуда помятый рисунок, сложенный пополам, как открытка с наилучшими пожеланиями. – Я сказала им, что ты в больнице, и они почему-то решили, что у тебя ветрянка.

Я смотрю на рисунок, где я изображена в кровати и вся в пятнах, и смеюсь.

– Я соскучилась по ним. Соскучилась по всем вам.

– Мы тоже по тебе скучали. – Ева набирает в легкие побольше воздуха. – Я не должна была говорить того, что сказала тогда. Я не имела на это права.

Я вспоминаю, как лежала в больнице, после того как родился Бен. Краем глаза я видела детскую люльку из прозрачного пластика, которую почему-то не убрали и которая как будто насмехалась надо мной. Ева приехала, еще не зная ужасной новости, но по ее лицу я видела, что нянечки перехватили ее по пути ко мне. Подарок для меня, некогда красиво упакованный, был спрятан в глубины ее сумки, а оберточная бумага на нем была смята и порвана, когда она заталкивала его туда, подальше от глаз. Я подумала, что она станет делать с его содержимым: может, найдет какого-нибудь младенца, который будет носить одежду, выбранную для моего сына?