Клер Макинтош - Личный мотив

– Так, черт возьми, тебе очень жаль, говоришь?

В следующий момент он уже насел на меня, коленями придавив мои руки к полу.

– Думаешь, этого будет достаточно?

Он наклоняется, и его коленные чашечки раздавливают мои бицепсы. Я слишком поздно прикусываю язык и не успеваю сдержать крик боли. Губы его презрительно кривятся из-за того, что я не сумела совладать с собой. Я чувствую, как к горлу поднимается желчь, и сглатываю ее.

– Ты рассказала им обо мне, правда?

В уголках его рта сбилась белая пена, брызги слюны летят мне в лицо. На память вдруг приходит та протестующая женщина перед зданием суда, хотя мне кажется, что это было уже давно, а не несколько часов назад.

– Нет. Я ничего им не сказала.

Мы играем в ту же старую игру: он бросает мне мячик-вопрос, а я стараюсь его отбить. Раньше я играла в нее хорошо. Сначала мне даже казалось, что я вижу в его глазах блеск уважения: тогда он прекращал дискуссию на полуслове, включал телевизор или просто уходил. Но я перешла грань, или, возможно, он изменил правила, и я начала промахиваться. Пока что, однако, он, похоже, удовлетворен моим ответом, поэтому резко меняет тему разговора.

– Ты ведь с кем-то встречаешься, да?

– Нет, не встречаюсь, – быстро отвечаю я.

Я рада, что говорю правду, хотя он мне все равно не поверит.

– Лгунья.

Он бьет меня по щеке тыльной стороной ладони. Это производит резкий хлопок, как удар хлыста, и, когда он заговаривает снова, этот звук все еще звенит в моих ушах.

– Кто-то ведь сделал тебе веб-сайт, кто-то помог найти это место. Так кто это был?

– Никто, – говорю я, чувствуя во рту привкус крови. – Я все сделала сама.

– Ты ничего не можешь сделать сама, Дженнифер.

Он наклоняется еще больше, теперь его лицо едва не касается моего. Я заставляю себя не двигаться, зная, как он ненавидит, когда я уворачиваюсь.

– Ты даже сбежать толком не смогла, разве не так? Ты хоть понимаешь, насколько легко мне было тебя найти, после того как я понял, где ты делаешь свои фотографии? Такое впечатление, что все люди в Пенфаче невероятно рады и счастливы помочь чужому человеку найти свою старую подругу.

Мне и в голову не пришло удивляться, что Иен нашел меня. Я всегда знала, что он это сделает.

– Кстати, своей сестре ты послала очаровательную открытку.

Это мимоходом брошенное замечание, словно еще одна пощечина, заставляет меня снова дернуться.

– Что ты сделал с Евой?

Если с Евой и ее детьми из-за моей опрометчивости что-то случилось, я себе этого никогда не прощу. Мне так отчаянно хотелось показать, что я о ней помню, что я ни на секунду не задумалась о том, что могу этим подвергнуть их опасности.

Он смеется.

– Почему я должен был что-то ей сделать? Она интересна мне не больше, чем ты. А ты – жалкая, никчемная шлюха, Дженнифер. Ничтожество. Кто ты?

Я не отвечаю.

– Говори. Так кто ты?

В горло мне сочится кровь, и я стараюсь ответить так, чтобы не задохнуться.

– Я ничтожество.

Тогда он смеется и несколько смещает вес тела, так что боль в моих руках немного ослабевает. Он проводит пальцем по моему лицу, вниз по щеке, потом по губам…

Я знаю, что будет дальше, только мне от этого не легче. Он медленно расстегивает мои пуговицы, дюйм за дюймом раскрывая рубашку, и задирает вверх жилет, оголяя мою грудь. Его глаза скользят по мне равнодушно, без малейшей искры желания, а затем он тянется к застежке своих брюк. Я закрываю глаза и прячусь внутри себя, не в состоянии ни двинуться, ни говорить. Я на миг представляю, что произойдет, если я закричу или скажу ему «нет». Если я буду сопротивляться или попросту оттолкну его. Но я не делаю этого. И никогда не делала. Так что теперь могу винить только себя.

Я понятия не имею, сколько времени уже лежу здесь, но в коттедже темно и холодно. Я натягиваю джинсы, переворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди. Я чувствую тупую боль между ног и какую-то влагу – подозреваю, что это кровь. Я точно не знаю, отключилась ли я, но при этом не помню, чтобы Иен уходил.

Я зову Боу. Наступает секунда тягостной тишины, потом он осторожно выползает из кухни – хвост поджат между ног, уши плотно прижаты к голове.

– Прости меня, Боу.

Я зову его, но, когда протягиваю к нему руку, он вдруг лает. Всего один раз. Это предостережение, голова его поворачивается в сторону двери. Я с трудом поднимаюсь на ноги, морщась от боли, которая пронзает все тело, и в этот момент раздается стук.

Я стою согнувшись посреди комнаты и одной рукой держу Боку за ошейник. Он тихо рычит, но больше не лает.