Виталий Скворец - Союз-Афган

— Боже, боженька мой, я же не хотел, ведь не хотел…

…Смотря на эту, гнусную пародию на человека, хотелось воздать славу грязной свинье, которая гораздо чище такой мрази…

Он снова впал в забытье….

Очнувшись рано утром, Слава обнаружил, что лежит в коридоре у себя в квартире рядом с туалетной комнатой, дверь в которую была открыта. Ноги его упирались в унитаз.

Он встал и пошел умываться…

Сейчас Николай сидел в гостях у Егора и пил чай. Егор с Таней пошли в кино. Потом, возможно зайдут в кафе. Короче, до вечера он сам — один. Это было прекрасно…

Напряжение последних дней дали о себе знать бессонницей и внутренней дрожью. Нет, он не раскаивался в содеянном им. Но удар по нервам очень сильный. Тяжело убивать. Даже врагов…

Из под его раскладушки, стоявшей в комнате у Егора, выглядывала синяя сумка с надписью «Адидас», на английском языке, одна из двух, забранных им у контрабандиста Салима. Он пил душистый зелёный чай, к которому пристрастился на войне и вспоминал события двухнедельной давности. Помнилось всё до мельчайших подробностей, как будто было вчера. Вся сделка…

…С Салимом, известным, в близлежащем к части кишлаке, контрабандистом и уважаемым человеком, договорились быстро. Это было тем более легко, что Салим, хорошо говорил по-русски. Когда удивлённый его познаниями Коля спросил, того, «откуда он знает русский язык», Салим, хитро прищурившись, ответил:

— На твою сторону хожу, «шурави». Там на русском разговариваю.

Больше они эту тему не затрагивали.

Николай несколько раз, через Салима, брал наркотики. Больше других. Гораздо больше. И вот, когда доверие бандита окрепло, настала пора действовать. Салим, активно интересовался оружием и боеприпасами. Менял на «анашу-афганку», «чарс» и опиум. У него затаривались «анашой» половина батальона. Не трогали его только потому, что он был из «нейтрального» кишлака, находившегося в километрах семи от части. По договорённости между аксакалами (старейшинами) кишлака, и «шурави», кишлачники не помогали моджахедам.

А наши военные не трогали их.

Хотя, какое там нахрен «не помогали». Просто в окрестностях кишлака, местные не ставили мин и не убивали солдат.

Контрабандист Салим, ненавидел «шурави», скорее из солидарности с местными, чем по убеждению. Он никогда не стал-бы жечь живьём солдата или, как это делали моджахеды, разрезав живот, вытягивать оттуда кишки…

Нет!

Но при случае не отказал бы себе в удовольствии перерезать глотку неверному — кафиру. Сам он был этническим узбеком, и хотя и придерживался основных канонов ислама, всё-таки не был фанатиком. Как он сам про себя говорил: — «барышничать люблю». Салим, был торгашом до мозга костей. Это была его вторая вера. Он мог купить, продать, достать всё что угодно. Ему было всё равно, чем заниматься. Только бы выгода была.

Верблюды, кони и ишаки, любые наркотики, любое оружие и часы, очки и жвачка, радио и японская стереоаппаратура, журналы (о, прости аллах) с порнографией — всё было в компетенции Салима. Казалось, что достанет луну с неба, если найдется покупатель.

Только потому, что дело по обмену наркотиков на оружие, удваивал его капитал, он, отчаянно боясь, всё таки договорился с «шурави» — офицером Колей.

Николай выехал из части перед закатом. Дежурный на Контрольно Пропускном Пункте (КПП), как на ненормального, посмотрел ему в след. Какого лешего катить на ночь глядя, что за срочности? Неужели нельзя подождать до утра? Ехать, да ещё одному, в темноту Афганской ночи! Да ещё с каким-то донесением, которое по радио передать нельзя!

…Как только строения гарнизона скрылись из глаз, Николай свернул свой «УАЗик» на пыльную грунтовую дорогу, в сторону Салимовского кишлака.

Для начальства, официально, он поехал в сторону штаба полка с донесением. Если всё пройдёт удачно, никто никогда не узнает о его измене…

Если нет…

Ну что же, тогда спросить будет не с кого. На карту поставлена его жизнь.

Темнота в горах наступает быстро. Сразу, как только солнце скрывается за верхушками гор.

Крытый «УАЗик» быстро преодолевает километр за километром. Вот уже показался кишлак. Не чётким контуром выделяются в быстро надвигающихся сумерках его глинобитные строения.

Николай подъехал к крайнему, стоявшему несколько поодаль от кишлака, строению, огороженным невысоким дувалом (глиняный забор). Он поставил машину, так чтобы не было видно со стороны кишлака и, заглушив двигатель машины и взяв с собой автомат Калашникова, пошёл на встречу. На груди его, под черной лётной курткой-«техничкой» грела душу граната-лимонка. В боковом кармане брюк на бедре, рядом с сигаретами и зажигалкой, лежал его небольшой пистолет. Если что-то пойдёт не так-то живым он даваться не собирался…