Наталья Александрова - Часослов Бориса Годунова

Ирина с детства была приучена к порядку, оттого Гошка так и раздражал ее своей неряшливостью и жутким пофигизмом.

Вспомнив про Гошку, она расстроилась. Вот ведь, человека нет, говорят, о мертвых нужно помнить только хорошее, а она о нем только плохое вспоминает.

– Так что кофту ту я припрятала, чтобы на выход надеть, – сообщила Ляля.

«На выход? – удивилась Ирина. – Ну, надо же! Куда этой Ляле еще выходить?»

Но вслух ничего не сказала.

– Вот, значит, иду я оттуда, где вещи раздают, и смотрю – женщина упала, как раз вот на этом месте, и кровь вокруг… кровищи было – ужас! И машина та – прямо как кровь!

– Машина? – ухватилась Ирина за последнюю Лялину реплику. – Какая машина?

– Я же говорю – красная, как кровь! А травы-кровохлебки никто к ране не приложил, вот она и померла. Эти-то когда приехали, на «Скорой», она уже мертвая была… Совсем как есть мертвая, живые так не лежат. По живым-то видно, как им лежать неудобно да холодно, а мертвым – все едино, хоть жар, хоть холод, хоть под ними гвозди, хоть перина пуховая… уж Ляля знает…

– Нет, постой, что ты говорила про красную машину? При чем тут красная машина?

– Как это – при чем? Он же в этой машине сидел, который ее убил. Выстрелил – и сразу уехал, только его и видели… а еще есть трава-ворожея, если ее под подушку положить, непременно вещий сон приснится, и ты все узнаешь, что было и что будет, и даже чего отродясь не было… если бы эти, что потом приехали, положили эту траву себе под подушку – они бы непременно узнали, кто ту женщину убил. Но только где же они ее достанут? Она ведь только под виселицей растет, а где сейчас найдешь виселицу? Они вместо этого стали людей спрашивать – кто что видел. А никто ничего и не видел, одна Ляля видела. Потому как все люди спешат, торопятся… ничего не замечают. А куда торопятся? Все равно дальше кладбища не убежишь. Им бы у Ляли спросить…

– А они не спросили?

– Не, не спросили! Им с Лялей разговаривать неохота, они Лялю вообще не замечают, как будто ее нет, как будто она не человек. А вот ты со мной поговорила, и я тебе все рассказала, что знала да что видела. И даже про травы всякие. А вот ты еще его спроси, он тоже может тебе много чего порассказать…

Ляля показала пальцем куда-то за спину Ирины.

Ирина обернулась, но позади нее не было никого, заслуживающего внимания – только озабоченные, спешащие по своим делам пешеходы. Да еще черный кот, который сидел возле водосточной трубы, сосредоточенно вылизывая заднюю лапу, как будто находился не на оживленной городской улице, а в тихом провинциальном дворике.

Уж не его ли имела в виду Ляля?

С нее станется…

Ирина повернулась к Ляле, чтобы попросить у нее пояснений, но той уже не было в пределах видимости. Вроде бы только что сидела вот здесь со своим скарбом – и нету ее, ни сумки, ни коробочки, и даже запаха не осталось.

Ирина удивленно огляделась.

Не привиделась ли ей эта колоритная личность? Не померещился ли удивительный разговор? А что – день сегодня жаркий, прямо как летом, душно, парит, перед грозой, что ли…

Да нет, не может быть, никогда с ней такого не случалось. Только что она разговаривала с Лялей и узнала от нее, что на этом самом месте двадцатого мая, в тот самый день, о котором расспрашивал ее следователь Дятел, убили какую-то женщину.

И, по Лялиным словам, убийца стрелял из красной машины. Из машины цвета крови…

А по документам цвет ее собственной «Мазды» так и называется – «бычья кровь»…

Теперь понятно, почему следователь Дятел заинтересовался ее «Маздой»…

Хотя… мало ли в городе красных машин? Почему именно ее машина так заинтересовала следствие?

Ладно, надо уезжать отсюда, ничего она больше не выяснит, только себе навредит.

Ирина шла по проспекту, задумавшись, – и вдруг она почувствовала какой-то смутно знакомый запах.

Резкий, неприятный запах. Запах зверя. Запах крупного, опасного хищника. Точно такой же запах она ощутила, когда после командировки в первый раз оказалась в своей машине…

Ирина вздрогнула и обернулась.

Рядом с ней шел мужчина средних лет с желтовато-смуглым лицом и узкими рысьими глазами. Встретившись с ней взглядом, он прошипел, почти не открывая рта:

– Иди вперед, не поворачиваясь и не оглядываясь! Иди, я сказал, не пялься!

Ирина хотела возмутиться, хотела ответить ему резко и решительно, но во рту у нее неожиданно пересохло, язык прилип к небу, и даже дышать ей стало тяжело. С трудом вдохнув, она смогла выдавить из себя только одно слово: