Фредерик Дар - И заплакал палач...

Надо что-то делать, решил я.

Мне было стыдно за свое смятение. Я взял девушку на руки и рывком оторвал ее от земли. И, потеряв равновесие, чуть было не упал со своей ношей. Тогда, крепко прижав ее к груди, я пошел к машине.

В салоне, при свете лампочки осматривать было удобней. Кроме глубокой царапины на левом локте, нескольких синяков на ногах и шишки у виска, никаких серьезных повреждений не оказалось. Однако радоваться было еще рановато...

Я машинально повернул ключ зажигания. Мотор пару раз чихнул, но завелся. Я включил первую скорость и тронулся с места. Под колесами что-то хрустнуло. Это был футляр от скрипки. Машина рванулась в ночь. Что делать с раненой? В Испании я был впервые, испанского не знал. И поэтому не повез ее в больницу в Барселону. Мне требовалась помощь, а оказать ее в таких обстоятельствах мог только один человек – папаша Патрисио... Мы находились в десятке километров от Кастельдефельса, и поскольку, как мне казалось, состояние девушки не было критическим, я решил ехать в свой пансион.

Всю дорогу моя жертва так и не приходила в сознание. В окнах «Каса Патрисио» еще виднелся свет, и это меня немного успокоило. В таверне была большая комната с выбеленными стенами, служившая столовой. Часть ее, выходящая к пляжу, заканчивалась застекленной верандой, а с других сторон в ней были три двери, выкрашенные зеленой краской. Все они вели в крошечные – не больше пляжных кабинок для переодевания – комнатушки. Никакой обстановки, кроме кровати и стула, там не было. Комнатки больше походили на монастырские кельи, чем на номера в гостинице, но ведь их предназначали в основном для ночлега. Вся жизнь в этих местах проходила снаружи. В сравнении с убогим жильем еще большую привлекательность приобретал огромный пляж, заросший колючими кустами.

Прислуга в «Каса Патрисио», которую нанимали на сезон, обычно спала на матрацах – их на ночь стелили в столовой. В глубине зала за металлической шторкой находился небольшой бар.

Там-то папаша Патрисио и присосался к горлышку своей двадцатой бутылки за вечер. Дважды в день он заправлялся вином, а лотом «лечился», поглощая изрядное количество пива.

Когда я вошел, он улыбнулся, так и не оторвавшись от бутылки, запрокинув голову, продолжал пить.

Папаша Патрисио был низеньким жилистым старичком со светло-голубыми глазами и длинными седыми волосами, зачесанными назад. Наконец он поставил на стойку пустую бутылку и глубоко вздохнул.

А потом лукаво подмигнул. На пьяном лице появилось озорное выражение.

– Веселиться Барселона? – сально усмехнулся хозяин заведения.

– Баррио шино? [1]

Вместо ответа я сделал ему знак следовать за мной. Он удивился, но все же двинулся следом, переступая через храпевших на тощих матрацах слуг.

Я оставил дверцу машины открытой, чтобы не погас свет в салоне. Уже от порога «Каса Патрисио» видно было раненую, распростертую на заднем сиденье. Она была похожа на святую, возлежавшую в стеклянной раке. Патрисио даже чуть отпрянул назад.

Он о чем-то спросил меня по-испански и направился к машине.

Старик подошел поближе, посмотрел на девушку и перевел взгляд на меня. С лица его слетела напускная любезность, теперь на меня смотрел суровый, словно выточенный из самшита каталонец.

– Она бросилась под колеса моей машины на дороге...

Он покачал головой.

– Доктора бы, – прошептал я.

– Да...

Вдвоем мы вытащили девушку из машины... Одежда на ней была вся в пыли... Голова ее поникла к левому плечу, а шишка на виске стала совсем лиловой.

– Есть у вас комната?

Патрисио кивнул. Он держал девушку за ноги и боком продвигался к дому. Мы прошли через столовую. Нам повезло: никто не проснулся. Старик толкнул ногой зеленую дверь возле кухни. С тысячей предосторожностей мы уложили раненую на низкую кровать, занимавшую почти всю комнату.

Патрисио тщательно осмотрел ее. Расстегнул шелковую блузку и своими толстыми пальцами начал ощупывать грудь. Это прикосновение мена просто возмутило. Я грубо оттолкнул его руку.

– Доктора!

– До... Иду...

Он вышел, невнятно бормоча что-то – видимо, какие-то пакости в мой адрес. Чуть погодя послышалось тарахтенье мопеда на ухабистой дороге. Я присел на пол у кровати: после всех этих треволнений ноги не слушались меня. Да, ничего себе, встряска. Руки так и дрожали...

Я только молился про себя, чтобы это происшествие осталось без серьезных последствий. Одно меня беспокоило: девушка все еще была без сознания.