Когда я раздумывал, куда идти, вдалеке на западе восстало облако желтой пыли. Кто-то ехал ко мне.
Машина остановилась в пятидесяти метрах.
Из нее вышла дочь Харона.
Я бессильно опустился на песок, закрыл лицо ладонями и растворился во тьме. Некоторое время спустя на плечо легла женская рука.
Это была рука Лейлы. Я понял это, как только толика ее тепла вошла в меня.
Я вскочил, смотрел почти минуту.
Да это она! Это ее приязненная, заразительная улыбка!
...Мы обнялись и стояли так бесконечное время, стояли, пока души наши вновь не стали общими.
- Я думал, тебя нет... - сказал я, когда мы посмотрели друг на друга прежними глазами.
Взгляд Лейлы сделался укоризненным.
- Все мужчины такие. Стоит их от себя отпустить, так они сразу и думают, что никого, кроме них на свете нет.
- Какие слова! Откуда ты, пустынница, знаешь о мужчинах?
- Ты сам рассказывал! Не помнишь?
- Я все помню, но отделить явь от мечты я не в силах.
- Не в силах отделить явь от меня? - рассмеялась девушка.
- Да.
Мы вновь обнялись. На этот раз я чувствовал не только душу Лейлы, но и ее тело.
Затвердевшие соски.
Ласковые груди.
Нетерпеливый живот.
Вожделенные бедра.
***
- Расскажи, как все случилось, - спросил я потом.
- А с чего начать?
- С того самого момента, как меня ударили по голове в Чехелькуре.
- Ахмад-шах сказал мне, что тебя отвезли в пещеру, и в ней завалили...
- С лисом? - спросил я по инерции.
- Нет, никакого лиса не было.
Я сидел весь черный. Все у меня стало черным. Душа, мозг, сердце. Я рассматривал свои черные руки и видел, как Ахмад-шах насилует мою жену. Как она спит с ним.
Солнце поднялось над горизонтом. Красное.
- Ты была с ним? - наконец, спросил я.
- Нет, - ответила она твердо, и я, благодарный, поцеловал ее.
Глаза мои видели застывшие глаза Лейлы, ее неживое тело, они видели голый разжиревший зад и спину пыхтящего на ней Ахмад-шаха.
Ничего этого не было. Потому что своим "Нет" она это сократила. Мы это сократили. Двое всегда могут сократить то, что стоит между ними.
- Он запер меня в чулане и кормил хлебом с водой. Не знал, что я почти всю жизнь один хлеб ела. Потом отвел на женскую половину и заставил жен мучить меня парижскими тряпками и сладостями. Но я думала только о тебе. Видела, как ты лежишь в пещере и умираешь. Когда тебе становилось совсем плохо, я напрягалась и посылала тебе свою жизнь. Нас спасла Гюль. Она дала мужу порошок, и он поносил два дня. Потом она сказала, что это Аллах его карает за нас с тобой. И он меня отпустил. Я поехала к тебе, но пещера была пуста...
Лейла расплакалась. Он обхватил головку девушки руками и принялся пить слезинки.
- Вот так я плакала, увидев, что тебя нет, - сказала она, когда губы Чернова коснулись ее губ.
Солнце поднялось и жарило. Они сели в машину. Лейла достала пакет с продуктами, бутылки с парси-колой.
- А как я в ящик сыграл? - спросил Чернов, заворачивая в лавашный лист кусочки люля-кебаба.
- Ахмад-шах не хотел отпускать тебя живым. Ему надо было совершить кое-какие юридические формальности, чтобы дороже продать государству месторождение. А узнай твое тегеранское начальство о золоте Чехелькуре, то провернуть это дело он бы не смог.
- А откуда тебе это известно?
- Не найдя тебя в пещере, я поехала к нему. Он развел руками: "Значит, убежал". Когда я уходила, Гюль шепнула мне, что тебя убили и закопали в пустыне. Я упала в обморок и пришла в себя только дома.
Слезы полились из ее глаз.
- Представляешь, каково мне было входить в дом, в котором нет тебя, в котором никогда тебя не будет? Я хотела умереть. Но мама сказала, что ты жив, и что Ахурамазда поможет тебя найти.
- А кто такой Ахурамазда?
- Это зороастрийский бог. Он сотворил добро и зло.
- Ну-ну... Заратустра, Добро и Зло, Ахурамадза или Ормузд с личным сатаной под именем Ангра, Авеста и если человек не помогает добру, то будет наказан? И еще огнепоклонничество? - выдал Чернов, все, что знал о древней религии.
- Да. Мама сказала, что ты живешь в двух мирах: в мире Зла и в мире...
- И в твоем мире.
Лейла светло улыбнулась.
- Да.
- Сдается мне, что в твоем мире зла не меньше, чем в моем.
- Это зло принес ты. Его в тебе очень много. Ты поссорился со стариком Удавкиным, его зло подпиталось твоим, стало большим, и пришел Харон.
- Так я не делал Удавкину зла! - возмутился Чернов.
- Да, не делал. Ты держал его в сердце и был наказан. Понимаешь, зло в сердце - это огонь, на который летит зло. Так же, как к добру в сердце стекается добро.
Читать дальше