Руслан Белов - Клуб маньяков

Выпив бутылочку и наевшись, я улегся на диван и принялся Ему пенять:

- Ты говорил, что Лейла была послана мне Тобой, а оказалось, что этим ублюдком...

- Ублюдок этот тоже из моей колоды. Я частенько его использую в для пользы дела...

- А, вот оно как... А почему тоже? Меня Ты тоже используешь?

- Я многих использую, практически всех, Я же тебе как-то говорил об этом.

- Замечательно... И разговариваешь, значит со всеми?

- Да...

- А как у Тебя это получается? Нас же миллиарды?

- Да вы все об одном и том же спрашиваете. И миллионы спрашивают об одном и том же одновременно.

- А тебя все понимают?

- Нет, не все... Религиозные люди не всегда понимают...

- Как это? Шутишь?

- Какие тут шутки! Такие, как ты, юродивые, только и понимают. А остальные нет. Понимаешь, заморочены они своими догмами. Чуть что не по святым книгам говорю, так сразу: изыди, изыди...

- Смешно... А куда я на этот раз вляпался? Вылезу или нет?

- Да как тебе сказать...

- Да так и скажи...

- Сказать, вылезешь или не вылезешь?

- Да.

- Понимаешь, это как посмотреть... То есть все зависит от точки зрения...

- Понимаю... С твоей точки зрения смерть - это полное освобождение. И, следовательно, идеальный выход.

- Да ничего ты не понимаешь... Жизнь - это череда смертей. Каждую секунду в тебе умирает что-то телесное. Клетка, нейрон, волос, наконец. И если каждую секунду ты не будешь восполнять умершее душой, то умрешь совсем.

- То есть не попаду к тебе?

- Ну да.

- Слушай, я чуть ли не Христом себя чувствую... Всю жизнь до людей докапывался, а теперь, вот, распинают...

- Это Христа распяли. А тебя... Ну ладно, мне пора...

***

Харон с людьми явился в одиннадцатом часу вечера. К этому времени я с грустью рассматривал вторую по счету бутылку. На ее донышке оставалось всего лишь несколько глотков искрящейся жидкости.

- Балдеешь, дорогой? - спросил меня Харон с усмешкой. Он был уже не в респектабельном костюме-тройке, а в кожаном пиджаке, джинсах и ковбойских сапогах.

- Побалдеешь тут, - вздохнул я. - Вино кончилось, перспективы на будущее опять таки не ясны...

- Почему не ясны? Еще как ясны, - осклабился бандит. - Тебя ждет недолгая, но очень трудная и некачественная жизнь. Вставай, давай! Отведу тебя в твои апартаменты.

Я допил вино, встал и Харон повел меня к двери, за которой пропала завлекшая меня в западню женщина в черном.

За дверью открылась довольно обширная комната, скорее зала, задрапированная красным бархатом.

Посереди стояла широкая кровать, также покрытая бархатом, но голубого цвета.

Потолок комнаты был зеркальным.

В торцевой стене бросалась в глаза шеренга дверей черного дерева. Две из них были приоткрыты; одна вела в ванную, другая в туалет.

Справа от кровати стоял овальный ореховый столик, на нем красовались серебряное ведерко с шампанским, бутылка коньяка, пара хрустальных фужеров с парой рюмок, две вазы синего стекла с фруктами, возглавляемыми чиновным ананасом, и всяческие закуски.

Я бы, конечно, порадовался увиденному, если бы не был обескуражен четырьмя телекамерами, укрепленными в верхних углах этого рая для любовных утех.

- Опять телекамеры... - вздохнул я, пробуя кровать на мягкость.

- Да опять... - согласился Харон. - Такой у нас, понимаешь, сейчас профиль.

- А...

- А лис с птицами и кобрами не будет, - упредил меня бандит. - Не тот климат. Будет Лейла.

- Замечательно.

- Ага, замечательно, - закивал Харон с подлой хитринкой во взоре.

Всмотревшись в его черные глаза, я понял, что меня ожидает нечто гораздо более впечатляющее, нежели чем зубы лисы и клюв коршуна. Но, понадеявшись на Господа, заверившего меня, что этот негодяй - его доверенное лицо и мой шаг к Нему, я улегся на кровать, подложив руки под затылок, и принялся себя рассматривать в зеркальном потолке. "Измятый, взлохмаченный, под хмельком, перегаром, небось, прет", - мысленно выдал я сам себе правду-матку.

- Неважно выглядишь, - согласился со мной Харон. - Хотя это, конечно, смотря с чем сравнивать. Если с тобой завтрашним, то ты просто Ален Делон на заре студенческой революции.

- Ничего, сейчас приму ванну, рюмочку, фужерчик и все будет в порядке, - пробурчал я, стараясь не вникать в намеки.

- Иди, иди, подмойся, - усмехнулся бандит. - Лейла чистоту любит.

Чтобы не видеть его, омерзительного и самодовольного, я поднялся на ноги и пошел в ванную.

Она была вся мраморная и золотая. На крючке у зеркала висела на бретельках женская ночная рубашка.

- Ого! Насколько я врубаюсь в интерьер, меня ожидает ночь с прелестной девушкой, - сказал я, проведя по ней подушечками пальцев.