Руслан Белов - Клуб маньяков

- Завтра утром в это время ты все узнаешь. Все. И ужаснешься. Это я тебе обещаю.

Глава 10. Чтобы я ужаснулся? - "Степной волк", веселая жирафа в окне, Рисующая На Скалах, Подобно Солнцу Рисующему День и Та, Которая Не Ест Мяса.

Я не принял слов тещи близко к сердцу. Чтобы я ужаснулся? Разве может ужаснуться человек столько раз за последние полгода ужасавшийся?

Конечно, нет... Сначала узнать, что твоя любимая женушка - маньячка, потом - что и теща развлекается тем же.

А эти ужасающие сны?

А этот Харон?

И потом, разве можно ужаснуть человека, которого до самого хребта высушило соседство с этими существами, называющими себя людьми?

А Светлана Анатольевна поняла, что я нахожусь в критическом состоянии, и потому не стала передо мной мельтешить. Накормив Наташу, она сослалась на головную боль и убежала домой.

На улице было ветрено, и гулять мы не пошли. Порисовав и полепив зверей из пластилина Наташа, подсела ко мне, валявшемуся на диване со "Степным волком" Германа Гессе (теща напомнила, вот и нашлась сама по себе книжечка). Подвинувшись, я невозмутимо продолжал читать (пусть думает, что я занимаюсь серьезным делом):

"Если я иногда на этих страницах презираю людей и высмеиваю, то да не подумают, что я хочу свалить на них вину, обвинить их, взвалить на других ответственность за свою личную беду! Но я-то, я, зайдя так далеко и стоя на краю жизни, где она проваливается в бездонную темень..."

- Это взрослая книжка? - поинтересовалась дочь, отнимая у меня черный томик.

Она никогда со мной не церемонится. И мне это нравиться. Значит, я свой для нее человек.

- Как тебе сказать, - улыбнулся я, предвкушая все радости общения со своей не по годам развитой дочерью. - Очень трудно ответить. Вот ты маленькая или взрослая? С одной стороны ты маленькая, потому что многого не знаешь и слишком многому веришь. А с другой стороны - ты взрослая, потому что многое понимаешь, да и характер у тебя такой же, какой он будет у взрослой Наташи. Почти такой же, потому что слова "не слушай папу, он говорит одни глупости" сделают эту Наташу несколько другой...

- Ладно, ладно... Ты просто не доверяешь мне... А я знаю, что мамин муж, бабушкин...

Наташа замолчала, припоминая слово.

- Зять? - догадался я.

- Да, мамин муж и бабушкин зять иногда очень сильно отличаются от моего папы.

- Я тебя уважаю! Какая мощная взрослая мысль!

- Ну, прочитай что-нибудь из своей книжки... - заулыбалась похвале дочь. - Наугад прочитай.

Мы часто с ней гадаем по наугад раскрытым книжкам.

Я раскрыл книгу и начал читать:

- "Стоит мне немного пожить без радости и без боли, подышать вялой и пресной сносностью так называемых хороших дней, как ребяческая моя душа наполняется безнадежной тоской, и я швыряю заржавленную лиру благодарения в довольное лицо сонного бога довольства, и жар самой лютой боли милей мне, чем эта здоровая комнатная температура. Тут во мне загорается дикое желание сильных чувств, сногсшибательных ощущений, бешеная злость на эту тусклую, мелкую, нормированную и стерилизованную жизнь, неистовая потребность разнести что-нибудь на куски, магазин, например, собор или самого себя, совершить какую-нибудь лихую глупость, сорвать парики с каких-нибудь почтенных идолов... растлить девочку..." Гм... - повел я на этом месте головой, - полагаю, дочка, что эта книжка является взрослой...

- А что такое растлить девочку?

- Это... - запнулся я, - это значит, сделать девочку раньше времени взрослой.

- Значит, ты меня растлеваешь, права бабушка... А ты знаешь, моя душа тоже иногда наполняется безнадежной тоской... И я начинаю нервничать и на всех бросаться.

- Знаю, кисонька... У всех людей душа иногда наполняется безнадежной тоской. Даже у пятилетних девочек. Да-с, у многих наполняется... Только некоторые не читают таких книжек и не знают этого. Они думают, что съели что-то не то...

Наташа задумалась. Ей было о чем подумать. Неделю назад из-за "безнадежной тоски" она довела мать до валерьянки, а меня до рукоприкладства. В два часа ночи она подошла к Вере, спящей мертвым сном, растолкала ее и попросила нарисовать веселую жирафу в окне.

Ну, естественно, и началось... Вера причитала в полусне: "Ну что же ты, доченька, поздно уже", Наташа хныкала по нарастающей, суя матери коробку карандашей и лист бумаги, а я держался, держался, да и начал прикладываться. Но безуспешно - упорство до последнего дюйма у нас с дочерью в крови. Прения продолжались около часа, продолжались до того времени, пока картинка не была нарисована.