- Мне кажется, что если я уйду отсюда, нечто не доделав, то завтра днем меня нечто достигнет и убьет...
- Я знаю, поганка, что тебе грозит, - вдруг раскрыл сумасшедшие глаза Кучкин. - Доподлинно знаю, но не скажу, ни слова не скажу!
И захохотал во весь голос, страшно захохотал. Синичкина посмотрела на него с брезгливой неприязнью и принялась копаться в рюкзаке. Через несколько минут рот Кучкина была надежно запечатан полудюжиной прокладок типа "Тампекс". Только ниточки наружу вывешивались.
- Зря ты так с ним, - покачал я головой, когда Синичкина вновь придвинулась ко мне. - С людьми по-хорошему надо...
- Хорошо, давай по-хорошему, - улыбнулась бывшая хозяйка моей души, а ныне хозяйка моего тела. И вынула из рюкзака ноль семь "Дербента". Две бутылки из ящика, упавшего в древняк, оказывается, не разбились. В жизни всегда так - все никогда не разбивается, что-нибудь, да остается.
Выпив стакан вина из рук девушки, я раздобрел, и спросил, что от меня требуется.
- Во-первых, ты должен поклясться своими детьми, что, после того, как я тебя развяжу, ты не предпримешь никаких попыток лишить меня свободы или жизни, - сказала Синичкина, сузив глаза. В таинственном свете луны она выглядела как принцесса Греза, очно окончившая Московский институт стали и сплавов. - Во-вторых, утром ты сделаешь то, что я скажу, и сделаешь это без вопросов и раздумий... Это потребуется для того, чтобы я избавилась, от своих предчувствий.
- Сашку я убивать не буду... - помрачнев, помотал я головой.
- Сашка тут не причем. Ты это сделаешь со мной.
- При Сашке? - на моем лице мгновенно образовалась гримаса средней степени похабности. - Сколько раз?
- Один.
- Хорошо, клянусь, я все сделаю. Если, конечно, ты пообещаешь не убивать меня и Кучкина - сказал я, силясь представить, что это моя бывшая возлюбленная прикажет совершить с собой.
- Обещаю, - ответила Синичкина и споила мне второй стакан.
Выпив, я попросил освободить мне руки, но девушка безапелляционно бросила: "Утром" и улеглась спать в дальнем конце канавы. Перед тем, как пожелать мне спокойной ночи, она накрепко связала нам с Кучкиным ноги.
- Это чтобы вы меня понапрасну не будили, - услышал я, принимая прощальный поцелуй в щеку. - Ты же знаешь, я люблю поспать.
***
Сашка Кучкин разбудил нас в предутренние сумерки. Разбудил неистовым мычанием. Недоуменно на него посмотрев, я увидел, что он круглыми от страха глазами смотрит на противоположный борт Шахмансая. Мы с Синичкиной разом повернули головы в сторону древняка и... обмерли - у самого его устья, стоял Баклажан с автоматом, стоял худой, как метла, стоял, озираясь и нюхая воздух.
Нюх и зрение у воскресшего жреца "Хрупкой Вечности", видимо, были отличными - не прошло и половины минуты, как бруствер нашей канавы, чертыхнувшись, проглотил короткую очередь. Анастасия, вконец растерявшись, бросилась к Кучкину, с мольбой на нее смотревшему, и, собрав ниточки прокладок в одну, рывком освободила бедняге органы речи. Сашка злорадно заулыбался, а Синичкина, встряхнув его за плечи, вскричала высоким голосом.
- Ты знал, ты все знал!??
А Сашка, поглотав и отплевавшись, улыбнулся замучено и сообщил:
- Сейчас Али-Бабай вылезет!
2. Разбежались, как тараканы. - Вином напои, а потом спрашивай! - Он
придумал себя убить! - Многоразовый покойник. - Снайперская винтовка с
ночным прицелом...
Кучкин ошибся: через полчаса с небольшим, после того, как Баклажан ушел вверх, в скалы, из древняка вылез Веретенников, вылез и опрометью побежал к устью Шахмансая - к дороге, ведущей в кишлак. Али-Бабай вылез последним, почти через час после Веретенникова. Вылез и тут же уставился в нашу канаву. Но вволю поглазеть ему не дали: сверху, со скал посыпались пули. Стрелял, определенно, Баклажан и грамотно стрелял - арабу пришлось немедленно провалиться под землю, то есть в древняк. Время от времени он из него высовывался, уже с автоматом, высовывался, чтобы послать короткую очередь в сторону сектанта. Тот отвечал тем же, не забывая попутно привечать и нашу канаву.
- Из "макара" его не успокоишь, далеко, - проговорил я, втянув голову в плечи после очередной очереди Баклажана.
- Зато он нас успокоит! Ох, успокоит, - занервничал Сашка Кучкин. - И этот красноглазый недолго будет на нас пялиться. Ему паблисити совсем не надо. Он все сделает, чтобы поскорее со своей остатней курочкой наедине остаться.
- С какой это остатней курочкой? - удивилась Синичкина. - Ведь все его жены погибли?
Читать дальше