Руслан Белов - Муха в розовом алмазе

- Это не я говорил, - сник Кучкин. - Это кто-то из трубки. Или реквием их. Я как алмазы в руках подержал, другим каким-то стал. А после того, как давеча один припрятал, вообще чуть ли не сдвинулся. Все время мысленно с кем-то разговариваю... Как с Богом. И ощущение такое, что я уже у него, то есть у Бога в прихожей топчусь... И очень скоро его воочию увижу... Через две дырки в своей голове.

- Чепуха все это, - сказал я, посветив Сашке в глаза и увидев в них предсмертную тоску. - Ты не расстраивайся. Я тоже после этих алмазов с внутренним голосом заговорил. А как в штольне очутился, так делать ничего не хотел, ты же знаешь. Чувствовал, что все образуется. И без ломов и кайл. И трупов. Я всегда чувствую, когда на диване надо лежать, а когда грязь топтать. А эта Синичкина... Этот Баклажан, наконец... Понимаешь, жизнь так устроена, что ведут ее вперед недобрые люди. И ничего с этим не сделаешь. Помнишь, с чего жизнь людская началась?

- С чего?

- С уничтожения самого прекрасного на Земле чуда, с уничтожения Эдема. С тех пор и повелось. Сначала Эдем уничтожили, потом вообще потоп обоюдными стараниями организовали. А сколько было неудачных попыток ликвидировать цивилизацию? А сколько их еще будет?

В общем, испортилось у нас с Кучкиным настроение, хоть плачь, как на поминках. Наверх и не хотелось. А тут еще в глубине ствола дикий крик раздался, явно предсмертный. "Вот штольня! - подумал я, прислушиваясь. Орут и орут!"

Как только предсмертное соло оборвалось, началось другое, еще более неприятное.

- Это жены Али-Бабая орут, Ниссо с Мухтар, похоже, - предположил Сашка. - Пошли, посмотрим.

Мы помчались к гарему. И нашли там Камиллу; она была бледна, вся в слезах и слова сказать не могла, только рукой махала в сторону винного склада. А тут еще запах пошел. Хорошо знакомый с тех пор, как Гюльчехра сгорела. Ну и побежали мы с Сашкой по направлению к винному складу, и перед ним, в уширении <����Уширение - расширение горной выработки для устройства ,разминовки или установки оборудования.>, наткнулись на два обугленных тела; одно лишь дымилось, а другое нет-нет и вспыхивало жирным пламенем.

- Это Ниссо, она полненькая была, вот и горит дольше... - сказал Сашка, слезами от дыма обливаясь. - Фу, как резиной горелой несет! Не догадалась, дура, калош пред смертью скинуть.

- Пошли отсюда, - только и смог я сказать. И ушел в кают-компанию, прихватив из склада пару бутылок вина.

Когда я пережил смерть женщин, и дрожь в руках прошла, Синичкина привела Камиллу. Сашка допросил ее по-таджикски. Через несколько минут мы знали, что все жены Али-Бабая после смерти мужа были обязаны покончить жизнь самоубийством, имелся, видите ли, у них такой языческий пунктик в коллективном брачном контракте.

- А почему она сама не сожглась? - удивилась Синичкина.

- Завтра, сказала, ее очередь. Закончит кое-какие дела и сожжется.

Я в недоумении посмотрел на девчонку, потом подошел, чадру приподнял. А она, покраснев, глазки ладошкой прикрыла, вспомнила, видимо, нашу недавнюю встречу в гареме.

- А может, не надо сжигаться? - спросил я ее по-русски, но с таким чувством во взоре, что Камилла все поняла. - Если не можешь по-европейски суверенно жить, то давай, я тебя по-русски приватизирую? Я ведь такой, я и жениться могу...

- Ах ты, кот! Ах ты, маньяк сексуальный! - вскричала на это Синичкина. - И не стыдно тебе, пердуну старому, девчонке под юбку лезть?

- Не под юбку, а под чадру. И не просто так, а из гуманных соображений... Спасти хочу ее душу грешную от гиены огненной, полагающейся за самоубийство.

- Не ври!

Я не ответил - по штреку пахнуло сквозняком.

- Устье штольни вскрылось! - засиял Кучкин, и все мы бросились к выходу.

Глава Пятая. В ЖИВЫХ ОСТАНЕТСЯ ОДИН

1. Неужели выберемся? - Бред преследования на почве кислородного голодания. - Череп с дыркой. - Теряю сознание, а Сашка - свободу совести.

Знакомые все лица.

Кучкин ошибся. Воздух, удивительный опьяняющий воздух шел не от устья штольни, а из галерейки, почти по самое устье забитой нападавшими сверху камнями.

- После взрыва земляная пробка постояла, постояла и обвалилась, сказал я, поняв, что произошло. - Давайте, что ли, выбираться?

Не мешкая, мы встали в змейку, и работа пошла.

Хорошая эта была работа! Вытащишь камень, вытащишь другой, третий, потянешься за четвертым, и тут вся каменная внутренность восстающего как загремит, как ухнет вниз, как загавкает, как собака из подворотни! "Гав-гав-гав"!

"Приятно-то как! - думал я, унесясь мыслями на свободу. - Воздух теплый идет, значит, день на дворе, солнышко камни греет, скоро я на один из них присяду и посмотрю вниз. Хотя оттуда ничего и не увидишь. Шахмансай голый, весь канавами и траншеями покусанный. Правда, над ним вдалеке - Гиссарский хребет, уже бесснежный и потому не такой внушительный. Хотя геологу всегда на него приятно посмотреть - надвиги повсюду видны, разломы мощные, сланцы с известняковыми прокладками..."