- Развел тут сопли, - сказал Сашка, довольный, что я расквасился, как маменькин сыночек. - Хорони, давай, я подожду. Вот тебе нож.
Смахнув слезы (они все-таки выступили), я взял финку Али-Бабая и полез по лестнице. В тот момент, когда нож уже приближался к проводу, на котором висел Веретенников, из глубины штольни раздался крик отчаяния.
Кричала Синичкина.
С заточкой в груди!?
8. Пусть висит покойник. - Оставайся, Али-Черняем будешь! - Что мы уничтожили? - Опять трещит и пшикает. - Я ведь такой, я ведь и жениться
могу. - За нами пришли?
Никакой заточки в груди у Синичкиной не было. Она просто споткнулась о костыль, торчавший из шпалы. Так она, по крайней мере, сказала. И я не стал допытываться, хотя узрел в ее широко раскрытых глазах знакомого мне карлика-уродца.
Пока я перекуривал, Кучкин рассказал Анастасии о Веретенникове. Она внимательно его выслушала, но посмотреть на труп не захотела.
- И хо-о-ронить не надо, - зевнула она. - Пусть висит-болтается. Заслужил, паразит.
- И вправду пусть висит, - согласился Кучкин. - Представляю картинку: придут лет через сто сюда геологи и увидят над головами скелет в штормовке от Министерства геологии СССР. Класс!
Недоуменно посмотрев на Сашку, Синичкина обратилась ко мне:
-А что там, в алмазном штреке? Осела пыль?
- Осела, самое время мину взрывать, - ответил я.
- Ну, так идите скорее. Надоело тут сидеть. На солнышко хочется... Позагорать... Арбузик хочется...
Я вспомнил арбуз, которым Петруха угощал Синичкину в вертолете, и мне расхотелось подниматься на поверхность. Не знаю почему... Хотя если подумать... На свете много плохого, а если замкнуться где-нибудь, то ничего, жить можно. Жил же Али-Бабай в этой дыре. Но, то, в чем ты замкнулся - тоже мир, и он тоже полон плохого, и опять нужно замыкаться... Вот так замыкаешься, замыкаешься до финального гроба. На даче, в квартире, в машине, в собаке, например. Собаки для этого особенно хороши. В людях фиг разберешься, они злые и эгоистичные. Родишь ребеночка, а он тоже со временем человеком становиться, нет, лучше собака, добрая преданная. Ну, или кошка...
- Ты чего задумался? - прервал голос Синичкиной поток моего измученного жизнью сознания.
- Арбузик вспомнил. Которым тебя Петруха угощал.
- А... - поняла Анастасия. - И тебе на волю расхотелось, да? К изменам и пистолетам?
- Нет, не расхотелось, - начал я юродствовать. - Я прямо рвусь туда неимоверно. К жене, которая меня выперла... К ментам, которые за вертолет ищут.
- Кончай дурака валять, - прервал меня Кучкин доброжелательно улыбаясь. - А впрочем, можешь оставаться. Мы с Анастасией дернем на волю, а ты оставайся. Жратвы полно, вино есть, три бабы, наконец. Оставайся, Али-Черняем будешь.
И гадко захихикал.
А я, признаюсь, задумался. А что если действительно остаться? Топать наверх с этой непредсказуемой Синичкиной, с этим бесформенным Кучкиным, с этими дурацкими алмазами, наконец? А тут три послушные мусульманские жены, очень симпатичные надо сказать, скажешь им, к примеру, "чтоб вы сдохли!", они к кумгану с керосином побегут, скажешь "ам-ам" - они на кухню, поманишь пальчиком, так сразу в трех экземплярах наслаждение. Хорошо! Но столица... Грохнет ведь под фанфары...
- Столицу я спасу, слово джентльмена, - прочитал мои мысли сообразительный Кучкин.
- Хватит паясничать! - не дала мне отпарировать Синичкина. - Вас хлебом не корми, дай языки почесать.
***
Через час мина была взорвана в кварцевой пробке, а еще через полчаса я лежал на картонной подстилке у устья алмазного штрека не живой и не мертвый. Меня притащил Сашка - пробираясь после взрыва к стволу, я потерял сознание где-то в районе третьего от устья завала.
- Что-то не то мы сделали... Уничтожили что-то чудесное. Уничтожили, себя, мерзких, спасая... - захлебываясь, заговорил Сашка, едва мне удалось раскрыть глаза. Выглядел он необычно взволнованным и, что странно одухотворенным.
- Уничтожили что-то чудесное?.. Какой ужас... - только и смог выдавить я.
- Да, ужас, - ответил Сашка. Глаза у него светились. - Понимаешь, эта трубка нечто такое... Мне, как только грохнуло, показалось, да что показалось, озарило меня, что эти чудесные алмазы были маленькими винтиками в чем-то очень сложном. В чем-то таком, что могло бы вывести нас отсюда не на безмозглую Землю, а куда-то в совершенно иной мир... Который, может быть, теперь безвозвратно исчез.
- Эка ты заговорил... - просипел я, выкручивая фитиль лампы (с каждым часом наши осветительные средства светили все тусклее и тусклее, а мы дышали все глубже и глубже). - Ты что, свихнулся, как Веретенников?
Читать дальше