— Можно? — раздался позади меня женский голос. Это была мадам Ползункова.
— Ну конечно, Алла Борисовна, заходите! — радушно отозвался я. Она оставила дверь полуоткрытой. На ее руке блестели золотые часики. Надеюсь, теперь Тарасевич перестанет озорничать.
— Принцесса мертва, — объявила вдова почти торжественно, как безутешная шекспировская королева. И вытерла платком накатившую слезу.
— Вы… нашли ее тело? — задал я идиотский вопрос. Словно тоже играл в «Гамлета», а речь шла об утонувшей Офелии. «Розенкранц и Шильденстерн мертвы!»
— Нет, но я знаю.
— Как же вы можете «знать», Алла Борисовна? — немного успокоился я. — Да бегает где-нибудь. Я, правда, не специалист по кошкам, но… Все образуется, найдется. Вы только не падайте духом.
Мне самому было противно лгать, но что прикажете делать в подобной ситуации? В таких случаях правда гораздо хуже и опаснее обмана. Тем более для человека с душевной неуравновешенностью. Впрочем, правда вредна практически всегда, потому что она почти никогда не соответствует истине. Как и ложь, разумеется. Истина — над ними.
— Вы напрасно утешаете меня, я выдержу, — сказала мадам, перестав промокать глаза. — Перенесла же я смерть своего несчастного супруга? А уж как меня только не утешали его друзья, особенно господин Шиманский!
— Позвольте… разве Владислав Игоревич был… — снова удивился я: это явилось для меня новостью.
— Да, он занимался бизнесом вместе с моим мужем, был его компаньоном, — отмахнулась она от прошлого, от супруга и Шиманского, словно они были назойливыми осенними мухами: все ее мысли сейчас занимала только Принцесса. — Почему я так уверена в ее гибели? А потому, дорогой Александр Анатольевич, что она пришла ко мне во сне ночью и прыгнула на грудь!
«Ночью вам на грудь прыгнул Парис-Гамаюнов», — подумалось мне, но я не стал об этом говорить вслух. Лишь изобразил глубокое понимание.
— А нечто подобное произошло и после смерти мужа, — продолжила Ползункова. — Едва его застрелили, он трижды являлся ко мне в предутренние часы и тоже прыгал в постель. Три ночи подряд! Понимаете?
Мое лицо было каменным. Я давил в себе рвущиеся наружу эмоции.
— Я сделала вывод. Значит, Принцесса тоже убита. Злодейски, как и мой бедный супруг. И теперь еще две ночи будет приходить ко мне и прыгать на голову.
— На грудь, — поправил я.
— Это смотря на каком боку я сплю, — возразила мадам. — Зависит от расположения тела. Во вторую ночь после убийства муж прыгнул мне на спину, потому что я лежала на животе. А в третью…
Мы, наверное, еще долго обсуждали бы эту проблему: кто и как «прыгал» на нее ночью, если бы сама Алла Борисовна вдруг что-то не вспомнила.
— Но ведь я пришла сказать о другом! — всплеснула она руками. — Дело в том, что я решила переписать свое завещание.
— Вот как? — Я в общем-то был готов к этому. Поскольку непостоянство — отличительная и наиболее характерная черта моих пациентов.
— Да, все изменить, — подтвердила она. — Я думала, что Принцесса меня переживет, но теперь… теперь…
Ползункова вновь достала платок и начала вытирать слезу. Я терпеливо ждал. Ждал и… Левонидзе, чья голова просунулась в полуоткрытую дверь. Я молча и досадливо показал ему кулак. Алла Борисовна наконец-то немного успокоилась и решительно закончила:
— Теперь я все свое состояние завещаю приюту для бездомных кошек. Это будет копия Петергофского дворца, а у входа я хочу установить памятник Принцессе — из какого-нибудь благородного металла, платины, например. Думаю, заказать это Церетели.
— Принцесса будет метров пятнадцать в высоту? — спросил я.
— Пожалуй, — согласилась она. — Денег на это я не пожалею.
— Что ж, воля ваша, — сказал я, понимая, что десять миллионов долларов, которые вдова хотела завещать клинике, безнадежно уплыли в приют для бездомных кошек. Жаль, они были мне жизненно необходимы, чтобы погасить все кредиты и решить прочие финансовые затруднения. И очень жаль, что я не выбрал профессию скульптора-монументалиста.
— А сейчас я пойду посижу в своем любимом гроте, — мило улыбнулась мне мадам Ползункова, как будто ничего и не случилось, словно она только что, в одночасье, не сделала меня и мою клинику практически банкротом.
Алла Борисовна помахала мне ручкой и неторопливо вышла из комнаты. В помещение почти сразу же ворвался Георгий Левонидзе.
— Вот ведь сердцем чувствовал, что она выкинет какую-нибудь подлянку! — заговорил он, сотрясая воздух сжатыми кулаками. — Глаз с нее не спускал, ходил следом. А кто же знал, что у нее в башке? Приют для шелудивых котяр! Дворец из чистого золота! Церетели! Фонтаны из топленого молока! Ид-диотка… Хорошо еще, что не успела съездить к нотариусу, оформить. Надо ее остановить, Саша.
Читать дальше