«Что я теперь скажу своей жене Вере Павловне?» — подумал Пантелеймон, выбираясь спустя два часа из-под разбитой люстры.
Жена пришла где-то в середине дня.
Она работала диспетчером в одной из таксомоторных фирм и имела подработку еще в четырех местах. Поэтому дома появлялась очень редко, лишь для того, чтобы убедиться, что муж ее еще жив.
Пантелеймон же нигде не работал. Зимой он зарабатывал себе на жизнь рыбной ловлей на Костромском море, а летом сбором грибов на его побережье.
А в межсезонье он вместе со своими друзьями (они же рыбаки и грибники) часто отправлялся куда-нибудь на шабашку, так как в прошлом был неплохим сварщиком.
— Что у тебя здесь произошло? — строго спросила супруга, бросив взгляд на лежащую на полу разбитую люстру и дырки от пуль в оконном стекле.
— Стреляли, — лаконично ответил Пантелеймон.
— А-а-а! — протянула Вера Павловна, привычным движением сунула мужу две пятидесятирублевки на жизнь и торопясь убежала на свою очередную подработку.
Оставшись один, Пантелеймон сделал то, что делал всегда, когда у него появлялись деньги. Он пошел в соседний супермаркет и купил там бутылку родной «Старорусской» водки.
Домой он шел в приподнятом настроении. И все время повторял рекламный слоган, который некогда тиражировался на пакетах, в коих продавалась продукция местной «ликерки»: «Старый друг лучше новых двух».
Оказавшись во дворе своего дома, он в первую очередь решил заглянуть к себе в сарайку, где у него был устроен настоящий погреб с ледником и где хранились запасы его рыбацкой и грибной деятельности. Цель его визита была — взять на закуску из погреба баночку соленых рыжиков.
Но там его ожидал неприятный сюрприз. Все банки с солеными рыжиками урожая прошлого года бесследно исчезли. С горя, прихватив с собой баночку с маринованными опятами (ну что значит маринованный опенок супротив соленого рыжика?!), он двинулся в дом. А там, откупорив бутылку и открыв баночку с опятами, стал думать: кто же это похитил у него из погреба двадцать банок с ядреными солеными рыжиками?
«Ну конечно же! — наконец пришла в голову расстроенного Пантелеймона очевидная мысль. — Это же сделали те трое в масках! Вначале взломали сарайку, украли мои рыжики, а потом взяли и пальнули в окошко. Полагая, что после этого залпа я испугаюсь и никому не заявлю о краже».
— А я вот возьму и заявлю, — вслух сказал он себе, опорожнив первую рюмку и поддевая вилкой первый опенок. — Хотя, нет, я лучше проведу собственное расследование и сам выведу этих молодчиков на чистую воду.
По мере того как Пантелеймон угощался водочкой, он представлял себя то майором Прониным, то Шерлоком Холмсом, то инспектором Мегрэ, то Эрюолем Пуаро.
Допился до того, что вообразил себя следователем Каменской из романов Александры Марининой. И сказал себе следующее:
— Я обязательно должна найти этих похитителей рыжиков и снять с них их поганые маски.
На следующее утро он позвонил в такси, где диспетчером работала его жена, и, услышав ее голос, сказал:
— Мне нужно такси на целый день.
— Кто говорит? — не узнав его голос, спросила Вера Павловна.
— Агент семейной безопасности, виртуоз частного сыска Пантелеймон Корягин, — отрапортовал он.
— Ты что, Пантелеймоша, поганок объелся? — услышал он в ответ. — Или клад нашел? Ведь это же будет стоить кучу денег.
— На это святое дело ты должна мне денег дать. Ведь на кон поставлена наша продуктовая безопасность. Ибо те трое в масках не только стрельнули в наше окошко, но и украли из погреба все наши рыжики.
— Какие трое? — не поняла жена.
— Я же тебе рассказывал.
— Ничего ты мне о них не рассказывал, ты только сказал, что стреляли.
— Тогда говорю тебе о них сейчас. Они украли у нас весь запас соленых рыжиков, а потом, чтобы меня запугать, стрельнули в окошко. И дело моей чести обязательно их найти.
— А велосипед из сарайки у тебя не украли? — спросила жена.
— Велосипед, слава богу, не украли, — сказал Пантелеймон.
— Вот и поезжай на розыск воров на велосипеде. Ведь ты же агент не национальной безопасности, всего лишь семейной…
После разговора по телефону с женой Пантелеймон Корягин выкатил из сарайки свой видавший виды дорожный велосипед и, маскируя лицо банной войлочной шляпой (он надвинул ее на самые глаза), покатил в сторону центра города.
Но буквально на первом же перекрестке его остановил пронзительный свист. Так свистеть в Костроме умел только один человек — его компаньон по рыбному и грибному промыслу Вова Мамон.
Читать дальше