Ему должно быть больно, но он не кричит, не плачет. Вместо этого он высовывает язык и пытается его откусить.
Ни фига себе! Пацаненок предпочитает самоубийство разговору с дяденькой-туристом. Ведь мне можно наврать с три короба, можно визг поднять, переполошить всю округу, да мало ли как еще можно от меня отвязаться. Так нет же! Просто и однозначно - откушу себе язык и умру от потери крови. Впечатляет! И самое интересное: метод прощания с жизнью посредством откусывания языка придумали и успешно применяли на практике не кто иной, как средневековые японские ниндзя.
Самураи презирали жестокость, жили по принципу "убей, но не унижай". Допускалось единственное исключение из правил - плененный ниндзя. Как связанный по рукам и ногам ниндзя может свести счеты с жизнью, прежде чем из него не сделали свинью, то есть не отрубили руки и ноги? Очень просто! Ниндзя откусывает себе язык и оставляет своих палачей ни с чем. Вместо источника информации и объекта для пыток - быстро умирающий лазутчик с фонтаном крови изо рта...
Парень напряг челюсти, еще секунда - и добрая половина его посиневшего языка упадет в дорожную пыль.
Нет, дружок, я не дам тебе умереть. Не из жалости, не думай. Эра милосердия для меня закончилась, оборвалась короткими гудками в телефонной трубке. Я всего лишь хочу подтвердить свое право не только отнимать, но и дарить жизнь в соответствии с древним принципом "дзидзай". Мертвый ты мне бесполезен, а выживешь - расскажешь тем, кто тебя научил кусаться, о мастере ударов по точкам.
Собирая пальцы в щепоть, несколько раз не сильно бью по разным частям тела самоубийцы. Работаю с филигранной точностью. Мне нужно, чтобы он временно не смог шевелить челюстями, нужно вызвать микропаралич всего нескольких мышц, ответственных за пережевывание пищи.
Паренек дернулся и удивленно уставился на меня. Впервые в его глазах появилась искорка эмоций. У него во рту те же ощущения, как после анестезирующего укола в кабинете зубного врача, с единственной разницей челюсти не только онемели, но и потеряли способность двигаться.
Подобным приемом ниндзя не позволяли плененным самураям свести счеты с жизнью. Ниндзя не любили плагиата и умели ему противостоять.
Юный самоубийца застыл в глупейшей позе, с высунутым языком и недоуменным взглядом. Я отпустил парня, подхватил свой дорогой чемодан и бодрым шагом пошел прочь, своей дорогой. Оглянулся всего один раз, отойдя довольно далеко. Парень все еще сидел на земле и осторожно ощупывал руками лицо.
Технически откусить себе язык проще простого, но для этого надо иметь или нечеловеческую силу воли, или безнадежно тронуться умом. Парнишка непохож на сумасшедшего, но и психическим здоровьем не блещет. От моего внимания не ускользнула его противоестественная сосредоточенность, лицо застывшее, будто маска (в данном случае термин "маска" я позаимствовал из лексикона врачей-психиатров), взгляд болезненно сосредоточен, движения скупые, жесткие. Он был вроде как заморожен до серии моих анестезирующих ударов. Потом он оттаял. Непосредственное, детское удивление прогнало с физиономии юнца личину посвященного в некие, одному ему известные таинства.
Сразу же вспомнился рассказ Коробова о молодом человеке "из наших". Теперь я почти уверен, что Михаилу Валерьевичу не померещилось. Коржанский Брюс Ли действительно пытался смешаться с толпой алкашей (и ему это, между прочим, удалось - Коробов до сих пор не мог сам себе дать однозначный ответ на вопрос: "А был ли мальчик?"). Как и в моем случае, там, подле винного магазина, был всего лишь наблюдатель. Шпион, если хотите. Интересно, если бы Коробов тогда вычислил и поймал шпика, то что, и тот паренек предпочел бы смерть плену и попытался откусить себе язык?
Да... Этот цирковой номер с откусыванием языка нужно будет на досуге хорошенько переварить, перемолоть жерновами мозговых полушарий, пережевать...
Но не сейчас, чуть позже. Сейчас я подхожу к смутно знакомому бревенчатому дому, в котором много-много лет назад жила девушка Надя. Размышления на темы патологических личностей ничуть меня не отвлекали. Я все время шел целенаправленно, временами сверяясь с памятью, временами сворачивая на очередном перекрестке туда, куда интуиция подскажет.
Да, это он. Знакомый дом. Сюда я приходил, получив увольнительную. Сюда бегал в самоход. Ее родители, наверное, уже умерли. Надя была поздним, долгожданным ребенком. Скорее всего живет одна. Или с мужем. Есть или нет у нее сына, не суть важно. Даже если нет, я все равно рассчитаюсь с подонками за Малышева, позволю себе такую слабость.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу