Олег Солод - Пульс за сто

Чмокнув Сергеева на ходу, она вышла из кабинета.

Олег Михайлович в который раз подумал, как сглупил, поручив Кристине надзор за литераторами. Но что сделано, то сделано. Нечего больше об этом думать. Он привычно подавил нежелательные эмоции и вернулся к делам.

18.20

Когда в череде рабочей текучки возникла очередная пауза, Олег Михайлович вдруг вспомнил об оставленной рукописи. Он подошел к журнальному столику, сдвинул газеты, но, против ожидания, ничего не обнаружил. Сергеев разворошил пачку – с тем же результатом. Рукопись не нашлась.

– Что за хрень? – удивился Олег Михайлович.

На всякий случай он заглянул под диван, хотя это было совершенно излишним – ведь газеты лежали на прежнем месте и к ним явно никто не прикас…

– Кристина! – воскликнул Сергеев, резко выпрямляясь. – Ну конечно! Твою мать!

Он бросился к столу, схватил телефон и принялся набирать номер.

18.50

Примерно через полчаса после этих событий Кристина вошла в ворота дома, с которым у Геннадия Ивановича Карпова были связаны не самые лучшие воспоминания. Окажись он здесь сейчас, очень удивился бы, обнаружив на кирпичном столбе рядом с калиткой номер 25, а вовсе не 10. Еще больше удивился бы Геннадий Иванович, узнай он, что никакого ЖК «Оазис» в Жуковке отродясь не существовало, а посему, удачен или неудачен был его бросок через соседский забор – не имело никакого значения. Крепко разозлился бы Карпов, почувствовав себя одураченным. Но Геннадий Иванович ничего этого не знал. В данную минуту он спал тяжелым пьяным сном, не рассчитав с непривычки дозу спиртного. Зато другой донельзя разозленный человек как раз сейчас входил в ворота коттеджа в Жуковке. Этим человеком была Кристина.

Она не стала читать рассказ в машине, боясь, что Олег выскочит на улицу следом. К разговору с ним она пока не была готова. Останавливаться по дороге – и вовсе глупо. Кристина дотерпела до дома, а поскольку путь до Жуковки – неблизкий, за это время она изрядно себя распалила.

Несмотря на то, что ей ужасно хотелось есть, Кристина отложила ужин.

– Меня ни для кого нет. Включая Олега Михайловича. Особенно его, – предупредила она сторожа у ворот.

«С Олега станет сюда примчаться. Таких вещей он не прощает».

Кристина наспех привела себя в порядок, сделала пару бутербродов и, расположившись на диване в гостиной, достала из сумочки рукопись.

Первый бутерброд она съела, читая первую страницу. Второй так и лежал на тарелке, когда рассказ был прочитан до конца. Кристина даже забыла, что хотела есть. Отложив от себя рукопись, она сидела в полном оцепенении.

«Как Карпов узнал? Впрочем, глупый вопрос. Конечно, от Олега. Зачем тому это понадобилось – другой вопрос. Но почему он ничего не сказал мне? И почему скрыл рассказ, хотя сохранил копию? Кстати, опять-таки, зачем? И если Олег утаил от меня это, то чего я не знаю еще? На этот раз ему придется ответить. Но не сейчас. Сейчас мы много чего наговорим друг другу…»

Кристина оживила телефон, предусмотрительно выключенный еще в машине. Так и есть. Пять пропущенных вызовов. Она вновь нажала на кнопку, заставив аппарат умереть, и снова взяла листы в руки.

20.10

Сергеев с визгом припарковал «лексус» прямо напротив ворот и дал сигнал. Но ворота не открылись. Ни, как обычно, сразу, ни через какое-то время. Олег Михайлович нажал на клаксон еще раз. Да так, что соседи в близлежащих домах наверняка поморщились. Но это вновь не возымело эффекта.

Сергеев выскочил из машины, подошел к калитке и забарабанил в дверь.

С той стороны сразу ответил испуганный голос:

– Извините, мне не велели открывать.

– Идиот! – рявкнул Сергеев. – Посмотри в глазок! Видишь, кто здесь?!

– Олег Михайлович, – голос отвечающего был близок к панике, – я вижу. Но вам тоже не велели.

– Мне?! Не велели? А если я сейчас ворота выбью?

– Выбивайте, – согласился охранник. – Вам ничего не будет. А меня сразу на выход без рекомендации.

Сергеев с досадой плюнул под ноги, немного постоял и вернулся в машину. На всякий случай он дал новый сигнал – вдруг боец у ворот все же сломается? Но тот оказался стойким.

10 июля

10.40

Карпов стоял в ванной, опираясь на раковину, и смотрел на отражение в зеркале. Увиденное ему решительно не нравилось. Голова болела ужасно. Можно было подумать, что вчера он выпил не несколько рюмок (кстати, сколько именно?), а целую бутылку. Воспоминание заставило Геннадия Ивановича судорожно сглотнуть. Неприятный ком подкатился к горлу.