Руслан Белов - Сумасшедшая шахта

седьмом небе.

Все вместе мы прошли в Контору (так назвал административное здание Шура). Увидев, что шедший впереди Елкин миновал помещение шахтной столовой, я изумился. Заметив это, Инесса сказала:

- В ней слишком много пустынного места. У нас на втором этаже есть кое-что поуютнее.

И скоро мы оказались в... в храме общественного питания. Более уютной столовой мне видеть не приходилось. Собственно, это была не столовая, а небольшая харчевня, чем-то похожая на живописные деревенские харчевни Восточной Европы. Крепкий деревянный стол на десятерых, тяжелые стулья-кресла, обшитые темным деревом стены и даже подвесной потолок с подвешенными к нему керамическими светильниками. На стенах висело несколько картин, очень плохих, но здорово, под старину, закопченных. Одна стена была "морской" На ней висели румпель, литография картины Айвазавского "Девятый вал" и барометр-анероид из кабинета начальника шахты. Вторая стена (с окном выходящим на тайгу) была деревенской. Справа к ней прилегала настоящая, но очень узкая русская печь с полатями, в центре размещались Шишкинские медведи, а слева на гвоздике висела пара лаптей, натуральных и даже чуть стоптанных, в углу стояла лавка с двумя наполненными водой деревянными ведрами. Третья стена была... больничной. В самом ее центре была прибита смирительная рубашка, по бокам которой висели на крючках белоснежные больничные халаты; справа, рядом с лавкой предыдущего натюрморта располагалась застеленная больничная кровать. Истощенная подушка с наволочкой, проштампованной черной краской, тонкое серое байковое одеяло, одетое в расползшийся дырами пододеяльник, под кроватью - белая металлическая утка с длиннющим хоботком... И освещение... Эта стена была освещена, или вернее затенена таким образом, что не бросалась в глаза... Ее бы вроде и не было, она просто присутствовала... А четвертая стена была кухонной. На ней висела или стояла на полках всяческая посуда - деревянная, керамическая и даже из тонкого мейсенского фарфора. Посереди стены открывалась небольшая деревянная дверь. Из нее доносились живописные запахи борща и жареного мяса.

- А вы неплохо устроились! - сказал я, обернувшись к стоявшим сзади жителям шахты.

- А что? - усмехнулся Шура. - Мы для себя живем... А если ты это насчет запахов, то я раз в месяц кабана или изюбря заваливаю. Тридцать Пятый рыбу ловит... А у Инессы - огород, коровы с курицами, кролики есть.

Слушая его, я заметил, что он держит в руке только что снятый пиджак. Накладное плечо пиджака было простреляно. Из дырки торчал клочок серой ваты. "Кто-то палец в пробоину просовывал, - подумал я. И когда вытаскивал, вату зацепил..."

- Что смотришь? - засмеялся Шура, перехватив мой взгляд. - Это твоя, Костик, работа. Четыре дырки ты мне сделал. Инка, ха-ха, теперь позже к тебе придет - штопать их будет.

Мы уселись за стол и перед каждым Инесса поставила глиняную миску с борщом. Когда я закончил с супом и принялся за смачную кость, рядом со мной сел только что вошедший Ваня Елкин. Он него пахло нитрокраской и бензином. Обернувшись к кухне он крикнул :

- Инка, мне без сметаны! Отдельно положи!

И обращаясь уже ко мне:

- Не люблю со сметаной. Весь вид портит, ёкэлэмэнэ. Борщ - он красивый, он так хорош. Машина нужна?

- Какая машина? - удивился я.

- Ну, не такая уж новая. Но в полном порядке. Жигуленок, "Четверка", кофе с молоком.

- Кофе с молоком? - удивился было я, но вспомнив запах нитрокраски, распространявшейся от Вани, снова взялся за кость.

- Так возьмешь? Недорого отдам.

- Не знаю даже... - протянул я, подняв вопрошающие глаза на сидевшего напротив Шуру.

- А что? Возьми... За грибами-ягодами будешь ездить... - сказал он тепло.

- А сколько просишь? - поинтересовался я у Вани.

- А сколько не жалко!

- Ну ладно, - согласился я и полез во внутренний карман куртки за бумажником. Шура внимательно смотрел на меня.

"Смотри, смотри, - подумал я. - Сейчас я тебе покажу перезомбированного по системе Станиславского".

И, вынув бумажник, я раскрыл его так, как будто бы только что нашел его под столом. Первым делом я вытащил свой паспорт раскрыл его и начал вглядываться в фотографию. Как бы что-то заподозрив, я сразу же поднял голову и недоуменно, перебегая глазами с одного лица на другое, стал смотреть на окружающих. Они молчали. Тогда я встал и подошел к зеркалу, висевшему на кухонной стене над умывальником. Посмотрев на себя с минуту, вернулся к столу с виноватой улыбкой деревенского дурачка, обнаружившего, что он сидит на лукошке с яйцами.