Берталан Маг - В тупике

— Вот, значит, какие дела, — заключил я, проинформировав своих сотрудников. — Большой знак вопроса, повисший над делом Кочишне, как видите, не уменьшился в размере и продолжает висеть.

Время от времени я напоминал пограничникам о том, что, с какими бы паспортами ни появились на границе Рёгер Хунт или Хельга Хунт, его дочь, вместе или порознь, все равно я прошу немедленно сообщить об этом мне. Эта моя просьба в форме специального приказа начальника погранвойск была распространена на аэропорты и все границы страны, не только западную, но и восточную, северную и южную.

Расследование понемногу дополнялось мелкими деталями. Наблюдение за объектами продолжалось, дело потихоньку разбухало от оперативных донесений, но с места не двигалось. Все словно повисло в воздухе.

Так незаметно прошли три года, а следствие по делу об убийстве вдовы Кочишне находилось все в том же замороженном состоянии. За все это время мы не сделали вперед ни шагу. Все перемены исчерпывались тем, что престарелая Ференцне Кольбех, урожденная Каталина Томпа, серьезно заболела и слегла, а ее дочь, Акошне Драгош, урожденная Илона Пайж, переселилась в ее дом, официально прописавшись. Поскольку дом был в свое время национализирован, а старушка могла умереть со дня на день, причина была ясна — сохранить за собой жилье и прочее движимое и недвижимое имущество.

За эти годы через наш отдел прошли многие сотни преступлений. Однажды капитан Козма расследовал кражу со взломом, совершенную на вилле известного киноартиста. Одного из взломщиков ему удалось вскоре задержать. Его передали другой группе, которая еще раньше арестовала его сообщника и уже почти завершила формальную сторону дела. Только значительно позже, просматривая протоколы и кассационные жалобы, я узнал, что среди похищенных преступниками вещей находились и различные драгоценности. Бо́льшую часть этих драгоценностей нашли и возвратили владельцу, но бриллиантовые серьги, самые ценные из всех украшений, бесследно исчезли.

В коридоре я встретил коллегу, проводившего следствие по этому делу. Я спросил у него, какие новости. Коллега чертыхнулся.

— Этот Гажи упрям, как сто ослов. Ни за что не хочет признаваться, кому он сплавил эти проклятые сережки!

— Гажи? Постой, ведь он еще совсем недавно отправился на скамью подсудимых прямехонько из моего кабинета.

— Тем более ты должен знать его дурацкий характер.

— Разумеется. Если ты не возражаешь, я с ним потолкую.

— Сделай милость! — охотно согласился капитан. — В данный момент он как раз у меня в комнате.

Мы вошли. Увидев меня, Гажи тотчас поднялся со своего стула возле окна.

— Добрый день, господин начальник! — поздоровался он весьма любезным тоном.

— Ай-ай, Гажи, — с укоризной сказал я. — Получается, что я вас опять вижу в этих стенах?

— К сожалению. Попался из-за идиота, которого сам взял в напарники.

— Я думаю, теперь уже поздно по этому поводу расстраиваться. Вам надо себя выручать, чтобы поменьше срок дали. — Я угостил Гажи сигаретой. — Закуривайте.

— Весьма благодарен. — Парень прикурил и с наслаждением затянулся.

— Вы помните, Гажи, прошлый раз вы могли заработать гораздо более тяжкое наказание, чем получили. И благодаря чему? Благодаря чистосердечному признанию, не так ли?

— Так, но, видите ли, господин начальник…

— Погодите, — прервал его я. — Ваше дело до тех пор не передадут прокурору, пока вы не скажете правды, всей правды. Это первое, о чем я хочу вас предупредить. Второе: я думаю, вам не безразлично, сколько вам дадут на этот раз. А потому весьма важно, что напишет следователь в своем постановлении об окончании следствия. Искренне ли рассказал подследственный об украденных вещах и куда он их сбыл, или их нашли в результате длительных поисков, а он молчал или врал. Вы меня понимаете?

— Понимаю. — Тон ответа явно говорил о том, что Гажи колеблется.

— Тогда отвечайте мне без утайки. Будете отвечать?

— Так-то оно так, господин начальник. Но…

— Никаких «но». Отвечайте прямо — да или нет?

Гажи скорчил жалобную гримасу, затем, поколебавшись, выдавил из себя:

— Вам я не могу сопротивляться, господин начальник. А ведь я поклялся, что не продам этого малинщика ни за какие коврижки. Но вы разговариваете со мной как родной отец. И я не могу не сказать правду.

— Так-то лучше. Итак, кому вы их продали?

— Бузашу.

— За сколько?

— За тысячу форинтов.

Час спустя передо мной сидел Бузаш собственной персоной.