Рут навострила уши. Неужели Каброль встал на сторону Лидии?
— Получается, — продолжал координатор, — что по возвращении картина становится законной собственностью голландского государства. То есть полноправным достоянием государства и народа Голландии.
Последовала пауза. Присутствующие старались вникнуть в услышанное.
— Не согласен, — подал голос Майлс.
— Здесь не с чем соглашаться или не соглашаться, — холодно заметил Каброль. — Это всего лишь гипотеза, возможный вариант оценки ситуации.
— Я не согласен с одной из посылок вашей гипотезы.
Каброль вскинул брови, ожидая объяснения.
— Согласно вашей логике, Скиль не мог быть пострадавшим от принудительной сделки, поскольку не является евреем. Прецедент есть в деле Гутманна. Решение Совета по восстановлению прав собственности от июля 1952 года. В нем пересматривается предыдущее решение Совета национального достояния, согласно которому сделки, совершенные в 1941-м и первом квартале 1942-го, не могли быть принудительными, потому что в этот период не было прямого принуждения.
— Продажа картины ван дер Хейдена имела место позднее, — напомнил Каброль.
— Верно, но принцип сохраняется и применим в данном случае. Оккупация — это уже принуждение. Она сама по себе угроза. Никакого специфического принуждения уже не требуется.
Лицо Каброля отобразило недоумение и даже растерянность.
— Следует ли понимать вас так, что евреи, цыгане и гомосексуалисты не подвергались целенаправленному преследованию в условиях оккупации?
— Не следует. Боюсь, я бы и сам подвергся целенаправленному преследованию, если бы имел в виду именно это.
Сидящие за столом снисходительно заулыбались.
— Я лишь хочу сказать, что, помимо очевидно и открыто преследуемых групп населения, оккупанты представляли угрозу для всего коренного населения. Если вы не согласны с этим положением, то оказываетесь защитником той точки зрения, что обычные, чистокровные голландцы соучаствовали в оккупации собственной страны.
— Не дай Бог, — поморщился Каброль. — Значит, по-вашему, преследованию подвергались все?
— Я бы не стал употреблять слово «преследование». Я бы выразился так, что большинство голландцев, мужчин, женщин и детей, оказались невольными жертвами иностранного вторжения и оккупации. Тот, кто не исполнял требований оккупантов или активно противодействовал этим требованиям, подвергал себя риску. Pax Romana [19] Римский мир ( лат. ).
.
— Я что-то запутался, — сказал Каброль. — К чему вы пытались нас привести?
— К тому, что каждый, а не только обязательно еврей, мог пострадать от принудительной сделки.
Координатор неуверенно улыбнулся, очевидно, обдумывая возможные последствия такой позиции.
— В данном случае это также вопрос того, на чьей стороне ваши симпатии, — добавил Майлс.
— Это вопрос правосудия и законности.
— А не забываем ли мы решения Комитета Шолтена?
— Какие именно?
— О том, что строго бюрократический подход был негибким, догматическим и бессердечным. Необходимо постоянно иметь в виду исключительное положение и интересы жертв грабежа и насилия. Я имею в виду необходимость проявить сочувствие. В данном случае к Лидии ван дер Хейден.
Снова пауза. Все повернулись к Кабролю. Координатор выглядел уже не столь самоуверенным.
Прежде чем ответить, он постучал карандашом по передним зубам.
— Разумеется, здесь важен и вопрос о том, что случилось с доходом, полученным от принудительной продажи. Но если мы согласимся, условно говоря, что картину продали нацистам — напрямую или опосредованно, — то было бы логично, чтобы сторона, получившая выгоду от сделки, возместила ущерб прежде, чем снова вступать во владение, даже если продажа и не была добровольной. Сумма должна быть, конечно, индексирована соответственно индексу цен.
— Старое доброе правило возмещения, — пробормотала Рут. — Я думала, оно сохранилось только в исторических книгах.
— Не совсем так. Оно лишь подверглось некоторому пересмотру в сторону смягчения, вот и все. Думаю, обоих заявителей следует поставить в известность, и тогда они, возможно, сочтут за лучшее отказаться от претензий.
— Если вы хотите применить правило возмещения, — снова подал голос Майлс, — то нужно доказать, что принудительная продажа увеличила капитал продавца. Никаких документов по сделке нет, поэтому такое предложение есть чистая спекуляция. В любом случае Комитет Эккарта ясно рекомендует толковать любое сомнение в пользу частного лица, а не государства. Я полагаю, что Лидия ван дер Хейден представила достаточные доказательства того, что картина являлась ее собственностью. Какие-либо свидетельства получения денег ее братом отсутствуют.
Читать дальше