Алина Егорова - Медальон сюрреалиста

После освобождения Красной армией трудового лагеря истощенный Марко попал в госпиталь, где познакомился с хорошенькой медсестрой Любой из Подмосковья.

Война подошла к завершению, Марко окончательно поправился и мог идти на все четыре стороны — он был свободен, как ветер. Свобода — это все, что нужно цыгану для счастья. Однако оказалось, что одному, без табора, свобода не в радость. В Баварии не осталось ни одного цыгана, в разрушенной войной Румынии делать было нечего. Марко принял решение ехать с Любой к ней на родину.

Люба была хорошей женой — доброй, работящей, но нелюбимой. В Липках Марко встретил табор и ушел к своим. Там он женился на цыганке, с которой у них родился сын Санчо.

— Санчо это мой дед? — догадалась Арина.

— Да, Санчо Медина — отец твоей матери Виолетты.

— А Сальвадор, которому писала Катрин, — это… — Арина не договорила. У нее были предположения, но она боялась их озвучить.

— Возможно, это Сальвадор Дали. Но точных сведений нет. Никто свечку не держал, а сам маэстро на этот счет не распространялся.

Остатки августа дарили последние теплые дни. «Метеор» резво шел по гладкой воде, ветер трепал кудрявые волосы Арины. Как и обещал Савельев, закат выдался восхитительно прекрасным. Арина смотрела на цветные узоры неба, а Виталий смотрел на нее: лицо редкой, не растиражированной красоты, с высокими скулами и тмяной кожей южанки, глаза крупные, каре-зеленые, чуть раскосые, с ускользающей чертовщинкой. Рот большой, губы, вопреки моде, узкие, невыразительные, похожие на листок ивы.

— Спасибо за рассказ и за письма, — с чувством произнесла Арина.

— Не стоит! — отмахнулся Виталий. — Это всего лишь бумага.

— Это всего лишь история моей семьи.

Каждый раз, когда я тебя спрашиваю,

Сможем ли мы встретиться,

Ты отвечаешь мне…

Может быть, может быть, может быть!

Елизаветинская городская больница.

Г а д ж о — чужак, человек нецыганского происхождения.