Алина Егорова - Ангел-хранитель

Сверкающий, как бриллианты, снег, пронзительно-голубое небо, расцвеченное полосками перламутра, золотой диск солнца, яркие пятна деревенских изб, лихие кони в колокольцах и бубенцах, несущиеся по ухабистой снежной дороге. На санях – укутанный в толстый тулуп, красный от мороза мужик. Казалось, что зима вот-вот вырвется из картины и обнимет зрителя своим холодом, осыпая его ворохом веселых снежинок; февральское коварное солнце поцелует янтарным лучом, мороз обожжет его ледяным дыханием…

От этой картины исходил феерический заряд радости и жизнелюбия. Когда десять лет тому назад мистер Паркер впервые увидел «Зимнее утро», он был навсегда им пленен. Тогда, на аукционе в Германии, где выставлялась эта картина, купить ее он не смог. Позже он узнал, что картина была передана в музей, и надежда заполучить ее у Паркера умерла. И вот недавно ему предложили ее приобрести! Хороший знакомый Паркера сообщил о некоем русском господине, который желает продать «Зимнее утро», – то самое, написанное рукой великого художника. Цену продавец назначил сравнительно невысокую. Даже с учетом процента, который брал знакомый за посредничество, стоимость полотна была невелика. Деньги у Паркера имелись, но дело было не в них. За свою мечту коллекционер отдал бы многое. Откуда у русского картина, Паркер думать не желал, хотя и догадывался. Его страсть была сильнее всяких правил и букв закона. В последнее время он просто бредил «Зимним утром», с нетерпением ожидая, когда ему его привезут.

Мистер Паркер не мог предугадать, что путь к его мечте преградит стихия. Природа, словно воспротивившись его намерению обрести полотно, разразилась штормом и не позволила яхте с заветным грузом причалить к берегу.

Волны Малой Невки тихо перешептывались с причалом. Теплое июльское солнце, сияя и лучась, серебрило и золотило зеленоватую воду. Мягкой кошачьей поступью по рейду прогуливался зюйд-ост, заигрывая с парусами кораблей – широкими гротами, юркими стакселями и капризными спинакерами. В речном яхт-клубе к полудню опустело большинство швартовочных мест – погода благоприятствовала выходу в акваторию. Место стоянки «Графчика» тоже было свободным. Яхта покинула бон полторы недели назад. Она не кружила в спокойной бухте при яхт-клубе, не шла по фарватеру Финского залива и не искала ориентиры на Балтике. «Графчик» попал в шторм у шведских берегов, лишился мачты, части такелажа, был оставлен экипажем и дрейфовал в районе Аландских островов.

«Графчик» отчалил ранним утром в субботу. Его маршрут лежал до Ростока через Хельсинки, Стокгольм и Копенгаген. На обратном пути планировалось зайти в Гданьск, Балтийск, Ригу и Таллин. В поход отправились шесть человек, вернулись пять. Шкипера Алексея Суржикова сбило с палубы волной, и он исчез в бушующем море.

Экипаж «Графчика» допросили. Об Алексее Суржикове все отзывались с теплотой, словно тот был причислен к лику святых. Никто не скорбел по пропавшему шкиперу, но лица у всех были печальными, со следами безысходности и тоски. Впрочем, в стенах РУВД посетители с иными физиономиями встречаются редко.

Следователь Валентин Мостовой читал протоколы допросов и пытался разобраться в произошедшем.

Валерий Фианитов:

– Он был моим товарищем. Столько лет вместе!.. С института, потом работали… и все рядом, все плечом к плечу. Отличный специалист был, да и просто замечательный человек.

– Вы видели, как Суржиков упал за борт?

– Да, это произошло на моих глазах. Мы с ним паруса спускали. Качало неимоверно, мы еле на ногах стояли. Стаксель швыряло, только свист стоял, он, собака, за леер постоянно зацеплялся. Я остался на руле, а Леха на нос пошел, чтобы парус отцепить. Тут яхту в первый раз и тряхануло. Суржиков не удержался на ногах, его накрыло волной, и он упал за борт. Я ему круг бросил, но какое там! Был очень сильный ветер, и круг отнесло в сторону.

Лариса Ивлешина:

– Где вы находились, когда Суржиков упал за борт?

– В каюте. Василий Василич мне велел… Сказал, чтобы мы с Ренатой не высовывались, так безопаснее. Потом раздался страшный треск – яхта наскочила на рифы. Мы с Ренатой едва успели выбраться. Алексея уже с нами не было.

Рената Борисова:

– Алексей – умный и начитанный, с ним было интересно. Но жесткий: иной раз скажет, как бритвой полоснет, и ему неважно, что человек при этом чувствует, главное, чтобы это было справедливо. В понимании Суржикова, разумеется. Нет, он никого специально не обижал, со всеми ладил. Совершенно не конфликтный человек. Он из тех, которые всем нравятся, но рубахой-парнем его назвать нельзя – закрытая личность.