Фридрих Незнанский - Модельный дом

Старый, еще сталинской постройки дом, в котором Фокины снимали однокомнатную квартиру, умудрился противопоставить себя натиску хамовитых новостроек, угробивших историческую часть Москвы, и Турецкий почему-то подумал, что именно в таком вот доме, с толстыми стенами и высокими потолками, почти в самом центре Москвы, должна жить актриса, о которой вскоре заговорит весь столичный бомонд. Выросший на классическом репертуаре московских театров и пересмотревший почти все спектакли с участием богов драматического Олимпа, Турецкий даже представить себе не мог, что тот же Грибов или звезды театра Вахтангова могли ютиться в каком-нибудь спально-турникетном районе Москвы, ежедневно пробиваясь к своему зрителю через автомобильные пробки. Судя по всему, Марина Фокина придерживалась того же мнения.

Проигнорировав лифт, Турецкий поднялся по старой выщербленной лестнице на четвертый этаж и, остановившись перед обитой коричневым дерматином дверью, неодобрительно цокнул языком.

В этом подъезде было где затаиться поджидавшему киллеру, и то, что он без особого, видимо, труда проник через входную дверь с кодовым замком, тоже говорило о том, что сработал здесь профессионал, а не спившийся бомж или очередной «гость» российской столицы, решивший обогатиться за счет запоздавших москвичей.

Надавив полустертую кнопку звонка, Турецкий прислушался к скрипу отодвигаемого запора, видимо, поставленного на дверь еще в давние сталинские времена, и когда в дверном проеме показалась стройная фигурка Марины, укоризненно произнес:

— Ах, Марина! Не я ваш муж!

— А что такое? — захлопала она ресницами.

— Ну как же так! Москва переполнена залетной швалью, которая только и ждет, как бы чего где стибрить, а вы, даже не спросив «Кто там?», распахиваете дверь настежь.

— Так я же знала, что вы придете.

— Мало ли, что знали, — как учитель на уроке произнес Турецкий. — А если бы я задержался, а в это время…

— Хорошо, учту и впредь буду более бдительной, — с капризной ноткой избалованной женщины отреагировала Марина и повела рукой, приглашая гостя в дом.

Уже переступив порог, Турецкий обозвал себя дураком, пожалев при этом, что не купил по пути цветов или хотя бы приличную коробку конфет. Женщины, особенно молоденькие актрисы, ценят не только внимание, но и розы, в которых видят нечто большее, чем мужики. «Впрочем, еще не все потеряно», — успокоил он себя, покосившись на верхнюю, расстегнутую пуговку полупрозрачной кофточки.

— Чай, кофе? — предложила Марина, когда они прошли в комнату. — Кстати, может немного выпить?

Согласившись на кофе и отказавшись от алкоголя, «мол, за рулем не пьем», Турецкий остановился перед заваленным бумагами вместительным письменным столом, который, судя по всему, был рабочим местом журналиста Фокина. Испросив разрешения у хозяйки дома порыться в бумагах, он устроился в довольно дорогом по виду крутящемся кресле, в котором было комфортно не только сидеть, но и работать.

Сообщив, что она будет на кухне, Марина скрылась за дверью, а оставшийся в комнате Турецкий почему-то подумал, что Игорь Фокин ни в чем себе никогда не отказывал. Пожелал жениться на краса-вице-актрисе, женился. Захотел рабочее кресло, в котором не «западло» покайфовать даже «важняку» Генеральной прокуратуры России, нате вам, пожалуйста. Итак, видимо, во всем, включая профессиональную деятельность. И если это действительно так…

В свою бытность следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры России, Александр Борисович Турецкий не мало встречал «молодых да ранних» журналистов подобного плана, которые ни в чем не могли себе отказать, хватаясь при этом за неподъемные темы, отчего вредили, в первую очередь следствию, и Турецкий, естественно, не мог их встречать с хлебом-солью. С годами складывалось определенное предубеждение, и он ничего не мог поделать с собой.

Судя по всему, к подобной категории столичных борзописцев относился и Фокин, законный муж Марины, будущий отец ее ребенка.

От этой мысли у Александра Борисовича вдруг засосало под ложечкой, и он, обругав себя самыми последними словами, невольно вздохнул, припомнив укоризненный взгляд его Иришки, когда сообщил, что едет к Фокиной. Имея взрослую дочь и съев за одним столом не один килограмм соли, они уже без слов понимали друг друга, и ничего хорошего этот взгляд не обещал.

И еще он подумал о том, как что-то разладилось в его семье, когда он приревновал свою Иришку к Плетневу и съехал из дома, оставив ее одну наедине со своими мыслями. А ведь, кажется, не дурак, вернее, не самый последний дурак, и должен понимать, что подобные всплески в семейной жизни женщинами оцениваются по-разному, а вот поди же ты, угораздило наступить на грабли, наступать на которые непростительно даже молодым и юным.