Эдуард Хруцкий - Четвертый эшелон

— Послушай, Платонов, когда этот парень ворвался в квартиру?

— Около девяти.

— Его должны были видеть. Кто-то обязательно его видел.

— А зачем нам это?

— А если он был не один?

— Погоди, Муравьев, погоди. Егоров! — крикнул Платонов оперуполномоченному. — Позови Климову.

Дворничиха пришла минут через пять.

— Звали?

— Звали. Да ты садись. Вот подумай, кто около девяти утра мог быть в переулке?

— Да кто же его знает, начальник, я же не гадалка.

— Как продавщицу из керосиновой лавки зовут? — спросил Платонов.

— Вера Симакова.

— Она во сколько открывает?

— В девять.

— А приходит-то раньше.

— Твоя правда, товарищ начальник, вот что образованность-то значит...

— Вы проводите нашего сотрудника к этой Вере, — вмешался Муравьев, только скоренько, ладно?

Над переулком повисли голубые сумерки. Небо было чистым, и первые неяркие звезды, словно лампочки, зажженные вполнакала, висели низко над крышами домов. Снег завалил старенькие особняки до наличников окон, деревянные колонны у входа, покрытые инеем, серебрились и казались частью сугробов.

Сергей после пропахшей газом квартиры с наслаждением вдохнул морозный воздух. Вдохнул так глубоко, что у него защипало в носу, будто он залпом выпил стакан боржоми.

Они спустились с накатанной горки и почти уперлись в дворик. В глубину его вела вытоптанная между сугробами дорожка, она оканчивалась у маленького сарайчика.

— Вот она, керосинка, — сказала Климова.

— Благодарю. Вы можете идти, — ответил Сергей.

— М-может, еще чего...

— Тогда вас вызовут. — Он толкнул набухшую дверь.

В лавке было холодно и отвратительно воняло керосином. Рядом с огромной бочкой на скамеечке, положив на колени литровый черпак, сидела женщина, по глаза закутанная в платок. На ней был огромный овчинный тулуп, перетянутый веревкой, и валенки, облитые красной резиной.

— Давай бидон и талоны, — хрипло крикнула она, — а то закрываю. Я в такой мороз не нанялась здесь без вылазу сидеть.

— Милиция. — Сергей достал удостоверение.

— Это еще зачем? Керосин не пиво, его не разбавишь.

— Я по другому вопросу.

— Ну давайте. — Женщина встала, и Сергею показалось, что она ничуть не меньше бочки с керосином.

— Вас зовут Вера?

— Вера Анатольевна Симакова.

— Спасибо. Скажите, Вера Анатольевна, когда вы шли на работу?

— Я в девять открываю. Живу на Арбате в Афанасьевском, так что из дома в восемь выхожу. А что?

— Когда вы шли на работу, вы никого не встретили у дома пятнадцать?

— А правда, что барыга этот, из шестой квартиры, нашего участкового убил, Василия Андреевича?

— Почему барыга?

— Форменный, да ты погляди на него, одет в кожу, бурки-чесанки, рожа лоснится.

— Убили, это правда, но не он.

— Вечная ему память, хороший человек был, хоть и милицейский, душа в нем имелась, недаром фронтовик, с наградами.

— Так как же, Вера Анатольевна, вы встретили кого-нибудь?

— Ясно дело. Витьку Шабалина из третьего дома, он в аптеку бежал, Гусеву Надежду с набережной...

— Вы меня не поняли, я имею в виду незнакомых людей.

— Ну а из незнакомых военный шел.

— Какой военный?

— Известно какой. Пальто на нем кожаное с погонами и шапка высокая.

— Такая, как у меня?

— Да тебе до такой шапки как медному котелку служить, я ж говорю: высокая, из каракуля.

— Папаха!

— Вот точно, папаха.

— А какие у него были погоны?

— Известно, золотые.

— Вы в темноте разобрали?

— Да я его раза три с этим жуликом из шестой квартиры видела, он мне раз даже сумку до троллейбуса помог донести. Летчик, одним словом.

У Сергея неприятно защемило под сердцем. Он весь напрягся и задал главный вопрос:

— Он один был?

— Нет, с ним паренек шел в полушубке коротеньком. Маленький, вертлявый.

— Вы бы могли его узнать? — еле сдерживая себя от волнения, спросил Белов.

— А то нет, он меня так толкнул, что я чуть с этой горушки не загремела. Я ему говорю: «Ты чего же, ирод, делаешь?» А он мне: молчи, мол, сука старая. Это я-то старая, мне и тридцати-то нет.

— Ну а дальше?

— А что дальше-то? Я лавку пошла отворять, а они у дома пятнадцать остановились.

— Давайте я запишу все, что вы мне рассказали.

— Записывайте, если надо, если поможет это тех, кто нашего Андреича убил, поймать.

Через полчаса Сергей вышел из лавки. Переулок был пуст. Даже вездесущие мальчишки сидели по домам. Он медленно шел в сторону Кропоткинской, любуясь заиндевевшей стеной монастыря, в ее проломах росли маленькие деревца, и ему казалось, что он идет не по Москве, а мимо разрушенного раскольничьего скита.