Фридрих Незнанский - Дурная слава

— Что ты, в самый раз! Я ведь живу по-стариковски: ложусь рано и встаю рано. А ты где остановился-то, Игорек?

— В гостинице.

— Так живи пока у меня! Места полно, — оживился старик.

— Спасибо, дядя Аркаша, — откликнулся Игорь. — В следующий раз. Сейчас я всего на пару дней: получил предложение работать в столице.

— Значит, оставишь меня, старика? — грустно заметил Шварц.

— Ни в каком случае, мессир! — с улыбкой процитировал Бобровников. — Вы будете находиться под самым бдительным наблюдением спецслужб! В сущности, что такое Москва? Всего лишь окраина Санкт-Петербурга.

— Ты только там этого не ляпни, — испугался Шварц.

— Не бойтесь, не ляпну, — рассмеялся Бобровников.

— Что ж, может, оно и к лучшему, — размышлял вслух Аркадий Семенович. — Это, я так понимаю, карьерный рост? Ага, ага. Что ж, это прекрасно! Там и квартиру дадут?

— Квартира есть.

— И то верно! Что ж, замечательно! Вот и женишься наконец! Давно пора!

— Так я и не возражаю. Дело за малым: найти невесту.

— Невест у нас полно, найдешь. Столица — это хорошо! — все не унимался Шварц. — Может, тебе удастся Дашеньке помочь. Юра-то письмо писал заместителю генерального прокурора, просил, чтобы Даше изменили меру пресечения до суда. Мотивировал тем, что нуждается в уходе.

— И что?

— Так он умер. Следствие решило, что больше никто в уходе не нуждается. Может, тебе удастся как-то повлиять…

— Влиять права не имею, а помочь двоюродной сестре пережить трудное время — это моя обязанность.

— Да-да… И все-таки кто же находится в вашей квартире? Что за женщина? Мне эта мысль покоя не дает… — пробормотал Шварц.

— Будем выяснять, — повторил Бобровников.

Наташа Ковригина шла по широкому проспекту одного из спальных районов Питера, сгибаясь под порывами совершенно неистового северного ветра, который швырял в лицо горсти плотного, колючего снега. Видимость — два метра. Продвигаться приходилось почти на ощупь. Хорошо бы не свалиться в какой-нибудь люк, открытый по случаю бесконечных аварий теплосетей.

Оно конечно, февраль — месяц метелей, но не до такой же степени! И чья, скажите на милость, идея выстроить сплошную стену высоченных многоэтажек, превращая улицу в аэродинамическую трубу? Если повернуться к ветру спиной, того и гляди, подхватит и унесет… Хорошо бы сейчас в теплые, цивилизованные страны, но ведь, согласно закону Мэрфи, реализуется самое нежелательное из возможных событий. Значит, швырнет на Северный полюс или к людоедам амазонских джунглей…

Размышления Наташи прервал визгливый собачий лай. Оказывается, она наконец подошла к универсаму, который выплыл из снежной мглы этаким пока не утонувшим «Титаником». К перилам ступенек была привязана бородатая собачонка цвета детской неожиданности. Желтоватые лохмы были собраны надо лбом в хвостик, засыпанный снегом. Мохнатые брови топорщились во все стороны вокруг круглых глаз, выражающих полное отчаяние. Собачонка даже не лаяла, а истерично визжала.

Какой изверг оставил ее на улице? Наташа присела возле бородатого существа. Где-то она эту персиковую малявку уже видела.

— Ну что ты? Что растявкалась? Придет твой хозяин, куда он денется? Не бросит же он такую красоту! — приговаривала Наташа, ярая защитница даже столь экстравагантных представителей мира животных. Собачонка прекратила визг, жалобно заскулила, переминаясь, поджимая то одну, то другую лапу.

— Замерзла? Я бы взяла тебя на руки, но ведь не поймут, решат, что украсть тебя собралась. Ты уж потерпи, ладно? А я пойду.

Наташа поднялась, собачонка снова отчаянно залаяла.

— Господи! Что мне делать с тобой? — Наташа опять присела возле несуразного существа, взяла в ладони поднятую лапку. — Холодающая какая! Душегуб твой хозяин! Мог в карман тебя сунуть и идти в магазин. Как звать-то тебя? Долли? Вряд ли. Мала ты слишком для такого имени. Каштанка? Нет, вряд ли. Но ведь не Муму, правда?

Собачонка навострила уши, хвост ее затрепыхался мелким бесом, визгливый лай огласил окрестности с новой силой. Но тональность его изменилась. Это был восторженно-радостный лай.

— Неужели Муму? — удавилась Наташа, ложно истолковав поведение персикового существа.

— Ее зовут Матильда, — услышала она за спиной смутно знакомый голос.

Наталия поднялась, обернулась. Перед нею стоял Виктор Туманов, тот самый случайный знакомый, который пытался угнездиться в ее одинокой холостяцкой жизни. И чьи ухаживания она отвергла, хотя, признаться, жалела об этом. В прихожей до сих пор лежала его визитка, но сначала она не звонила из вредности, а потом было уже неудобно: может, он забыл ее окончательно, перевернул, так сказать, страницу.