Общались Полевы и Ефремовы редко, в Новый Год, Пасху, да дни рождения. С Ниной стало совсем не о чем говорить, кроме житий святых, да прочих церковных премудростей. Она ушла с работы, стала служить при храме, денег в доме постоянно не хватало, но это Нину даже радовало, материальная бедность – не порок, порок – бедность духовная. А потому Ефрем, чтобы купить себе единственные джинсы, т.к. он рос, и брюки становились малы быстрее, чем успевали порваться, уже в четырнадцать лет начал подрабатывать расклейщиком объявлений, курьером, почтальоном. Отслужив в армии, куда посылки отправлял ему Павел, Ефрем поступил на юридический факультет университета, стал снова подрабатывать и категорически запретил Павлу оказывать ему даже самую малую материальную помощь. Нина совсем перестала звонить Полевым, Ефрем поздравлял их с праздниками, и более тесного общения между этими двумя семьями уже не происходило.
После окончания вуза Ефрем пошел работать в милицию. Нина же, по—прежнему, дни и ночи проводила в храме. А потом как—то очень быстро «сгорела» от пневмонии. Причем, врачи больницы, куда ее привезла «скорая помощь», давали хорошие прогнозы на выздоровление, но Нина твердила, что ей пора уходить, и через неделю, действительно, ушла в мир иной тихо во сне. На похоронах народу было мало: Ефрем, Павел, Полина да несколько церковных тетушек. Сын унаследовал необщительность матери, и его друзей на скорбной церемонии не наблюдалось. А после сорокового дня Ефрем и вовсе укатил в командировку в горячую точку, и Полевы совсем потеряли его из вида. Правда, по своим служебным каналам Павел все—таки наводил иногда справки и знал только, что Ефремов—младший жив. Когда же тот вернулся в Нижний Новгород, то почему—то не позвонил Полевым, а они решили не лезть к парню в душу. Знают, мол, что жив—здоров, работает в системе, и хорошо. Таким образом, после похорон Нины они не виделись уже семь лет.
– Ну, видишь, как жизнь сводит, – разулыбалась Полина и продолжила в своей привычной манере, – всех пердюшек вместе сводит!
– Кого? – напугался Ефрем.
Полина захохотала, и мне пришлось разлепить веки и губы, дабы перевести речь Полины на русский народный язык. Уж я—то знаю, что она редко когда сама «опуститься» до разъяснений:
– Perdue, по—французски, «потерянный», значит, пердюшки, по—Полине, – потеряшки. Вы долго не виделись – потеряли друг друга, а теперь нашли на мою голову, причем, буквально.
– А—а, – с облегчением выдохнул Ефрем. – А я уж и забыл манеру общения Поли.
– Привыкнешь снова, пердюшка, – совсем развеселилась подруга, – я вот сейчас Павлу позвоню…
– Кхе—кхе, – раздалось за моей головой. – Мы закончили.
– Результаты? – потребовал Ефремов, став вдруг важным.
– А никаких! – весело отозвался тот опер, что был постарше. – Ни пальчиков, ни волос, ни ниточки. Работали в перчатках. Прошерстили весь дом. Такой бардак, – страж порядка склонился надо мной и тихо добавил, – у вас, мадам, теперь почти во всем доме бардак.
– Мама… – я в ужасе закрыла глаза.
– Чего искали, можете предположить? – спросил меня Ефремов.
– Понятия не имею!
– Цацки в двух шкатулках лежат, но все ли – проверьте сами, – подал голос второй оперативник. – Комп и ноутбук на месте, деньги в размере двадцать двух тысяч рублей в коробке на столе в той комнате на втором этаже, где…
– В Степиной, – еле слышно прошептала я, вспомнив, что мой муж Степан вчера, перед отъездом в командировку в США, предупредил меня о нахождении в доме «налички», зная, что я стараюсь пользоваться карточкой.
– Короче, на первый взгляд, все ценное не тронуто. Тогда что искали? – не унимался тот, что постарше.
– Не знаю, – попыталась я помотать головой и ощутила резкую боль в затылке. – А почему вы говорите о бандитах во множественном числе? Я мельком успела увидеть только одного.
– Простая логика, мадам, – принялся объяснять молодой опер. – С момента звонка Полины вам и до ее приезда сюда прошло всего двадцать пять минут. Три помещения на первом этаже они успели обшарить, а вот на втором – только два из пяти, до мансарды дело вообще не дошло. Одному человеку даже быстро столько, сколько успели эти ворюги, не прошерстить. Так что, их было минимум двое.
– И что, эти уроды не оставили ни одного следа обуви? С утра дождик крапал, с улицы должны были что—то натащить! – Полина опять стала грозной.
– Может, сначала и натащили, – вздохнул Ефрем, – но потом свою грязь по их следам накидали доктор Чехов и медсестра. А потом, сейчас преступник умный пошел, с бахилами на ногах в дома ломятся.
Читать дальше