Марк Агатов: Кодирование. Гипноз. Телепатия. Вольф Мессинг

– Я бы тебе советовал написать роман, – завершил вдруг полный разгром моего творения Владислав Анатольевич. – Ты знаешь такое, о чем не знает никто из профессиональных писателей.

– Роман о сумасшедших, – недовольно бросаю я Бахревскому.

– Нет, – качает он головой. – Напиши роман о жизни, о людях, о тех, кто оказался в критической ситуации. О наркоманах и врачах.

Больше в ЛИТО я не ходил. Я обиделся, потому что не представлял, как можно сесть и написать огромный текст, как выстроить сюжет, чтобы он захватил читателя и держал в напряжении до последней страницы.

Дома я забросил на шкаф свои рассказы и забыл о ЛИТО, как о страшном сне. Воскресные разговоры о литературе и поэзии я поменял на походы в горы, летние заплывы в море и умные разговоры с любимыми женщинами.

А потом я написал роман, затем второй, третий… Стотысячные тиражи, фильм по мотивам на киностудии имени Горького в Москве и рекомендация в Союз писателей, подписанная… Владиславом Бахревским.

– Я же говорил тебе – пиши роман, – напомнил наш последний разговор в ЛИТО Владислав Анатольевич.

– Я просто умею держать удар, – возразил я своему наставнику. – И книги эти писал десять лет, ни с кем не советуясь и никому не показывая.

Я пересказываю эту историю тем, кто делает первые шаги в литературе, и говорю, что никогда не читаю чужих текстов, потому что боюсь ошибиться, потому что я не судья, и не каждый из тех, кто сегодня приходит в ЛИТО, способен держать удар, как санитар из психушки.

На этой встрече я хотел рассказать им еще о «потоке сознания» и авторском прочтение текста. О том, что роман невозможно написать, пока он не превратит тебя в своего раба, пока выдуманные тобой герои не заживут своей жизнью в твоей голове, и ты не услышишь их голоса, и не станешь говорить с ними, как с живыми людьми. А еще мне хотелось рассказать будущим писателям о замерзшем пляже и морской волне, которая смывает следы на песке, так же, как неумолимое время уничтожает память о тех, кто приходил в этот мир со своим «потоком сознания».

Вместо этого я пересказываю только что написанную главу с желтыми розами, взорванной машиной и оставленными в живых грабителями. Меня внимательно слушают и не могут понять, при чем тут женщина с розами.

Вспоминая сюжет, я задумываюсь, и правда, а откуда она взялась – эта женщина с желтыми розами. Мелькнет в эпизоде и исчезнет навсегда. Стоило ли тратить время на ее портрет, диалог, если она даже не свидетель убийства, не героиня, не моя знакомая, которую просто хочется «вставить в текст» из-за ее красивой фигуры, мягкого голоса и дамского шарма.

Когда торговка цветами появилась на остановке автобуса со своими желтыми розами, мне и в голову не могло прийти, что Марат заставит ее положить цветы на грудь погибшего авторитета. Какая-то странная идея, превратившаяся в некий символ, а может, это была месть журналиста трусливой бабе с цветами, которая не хотела помочь обворованному человеку. Мой герой отомстил ей, зло и беспощадно, превратившись на ее глазах из жалкого «терпилы» во всемогущего «народного мстителя», взрывающего автомобили, а колючие желтые розы стали символом силы и справедливости.

Все. Пора тормозить. Я вгоняю ничего не значащий для сюжета моего романа эпизод в рецензию на книгу. Так поступают литературные критики. Выхватив из романа какой-то кусок текста, они начинают с умным видом хороводить его своими измышлениями, объясняя автору, что он имел в виду на самом деле. И что тогда остается автору: кивать головой, соглашаться, а может, броситься во все тяжкие и доказывать критику и читателям, что баба с цветами – всего лишь поток сознания и, выписывая ее образ, ничего подобного он не думал. Да кто ж тебе поверит, если своим коллегам из ЛИТО ты толком так и не смог ничего объяснить.

Можно было бы поговорить об этой женщине с Владиславом Бахревским. После вступления в Союз писателей я вновь стал встречаться со своим учителем и приносить ему рассказы, один из которых был даже опубликован в газете «Совершенно секретно».

Тем самым я хотел доказать Владиславу Анатольевичу, что уже освоил и этот самый трудный жанр. Но думаю, что ему достаточно и своих литературных героев, сочно выписанных, навсегда запомнившихся миллионам читателей.

Ладно, бог с ней, с продавщицей желтых роз. Кому она интересна, кроме автора. Читатель детектива пролистнет ее и навсегда забудет, потому что в ней нет тайны и она ничто для сюжета. Просто яркий эпизод, один из тысячи в моем длиннющем романе по имени жизнь.