Коллектив авторов - Последнее плавание адмирала

Если буква С – инициал миссис Маунт, тогда последние четверть часа миссис Маунт находилась в саду своего бывшего мужа, ела сливы и вообще чувствовала себя почти как дома. А теперь она где? В доме? Для чего это? Но она могла там побывать. Ридж никогда не видел ее почерка, и вполне возможно, что она написала «Вернусь в семь тридцать» на карточке для соболезнований. А где она взяла такую карточку, если только не заходила в дом? Подобную карточку можно найти в кабинете пастора, но уж никак не в модной дамской сумочке. Написала ли послание она, зная, что слуг нет, в кабинете мужа? Кому оно предназначалось? Непонятливому викарию? Неизвестному красавцу, иногда навещавшему ее в гостинице? Почему в половине восьмого? Предположим, писала его не она. Тогда его написала служанка? Или викарий?

Инспектор хотел подойти к двери и снять оттуда эту карточку, но не стал. Она служила кому-то сигналом. А вдруг кто-то еще не прочитал надпись? Не надо торопить события.

Инспектор отбросил всякие мысли о «стремительном налете» на сонную деревню, о пустых разговорах с жестянщиком, портным и изготовителем подсвечников и о еще одной беседе со старым Недди Уэром. С сожалением отказался от приятного запланированного финала этого «налета». Никакого захода в местный кабачок для инспектора Риджа, никакого шипения наливаемого из крана пива, охлажденного в бочке. Вместо этого, повинуясь профессиональному долгу, инспектор сошел с открытой дорожки на узенький кусочек лужайки и скрылся в кустах, устроившись между ветвей лавра. Лавровые деревца росли там, где кончался огород, вокруг передней части сада, таким образом, прикрывая четырехметровым поясом листвы лужайку и дом от взглядов прохожих на дороге.

Инспектор Ридж знал свою работу. Он взглянул на часы: почти шесть. Если кто-нибудь появится у дома викария между этим часом и семью тридцатью, как указано в записке на задней двери, инспектор Ридж об этом узнает. Листья у лавров были грязными, а земля под ними ссохшейся. На его наблюдательном пункте было невыносимо жарко. Однако инспектор Ридж намеревался дождаться возвращения автора записки или появления того, кому она предназначалась.

Он устроился как можно удобнее, хотя курить не решался. Жевал резинку, которую держал для таких непредвиденных случаев, и терпеливо играл сам с собой в крестики-нолики, поскольку суглинок сделался сухим и сыпучим, как песок. Когда тени удлинились и воздух посвежел, Ридж стал меньше страдать от жары, но больше – от мошкары. Но его терпение оказалось вознаграждено, лишь когда часы в деревне пробили семь. Раздались голоса, веселые и громкие. Скрытые из виду ворота у подъездной дорожки заскрипели и с грохотом закрылись. За непроницаемой стеной из лавровых ветвей и остролиста, отделявшей лужайку от входа в дом, послышались шаги. Два человека, поглощенные разговором, описали полукруг, добрались до крыльца, нырнули в тень, и один из них дернул шнур звонка.

Инспектор Ридж в изумлении ухватился за прочный корень лаврового дерева. Вот уж кого он не ожидал встретить в этом месте в этот час, так это чету Холландов, мужа и жену. О чем они говорили? Что делали? Он слышал дребезжание звонка, но не уловил их слов, а крыльцо скрывала такая густая тень, что он не разглядел их лиц. Может, выйти, и допросить обоих?

Пока инспектор размышлял, они развернулись на крыльце, и раздался голос Холланда:

– Мы можем подождать.

Его жена спустилась на посыпанную гравием дорожку.

– Который час?

– Начало восьмого.

– Я не затем столько проехала, чтобы упереться в закрытую дверь, – заявила Эльма.

– А ты не думала, – настороженно спросил Холланд, – что тут может быть ловушка?

– Ловушка? Каким же образом?

– Ну… Как много знает Сели?

– Не переживай, Артур. Здесь жарко, и не надо меня изводить. Давай лучше присядем.

Пройдя через лужайку, она рухнула в потрепанный гамак, натянутый между двумя ветвями огромного кедра, а ее муж опустился на траву рядом с ней.

Минут десять парочка просто сидела, почти не разговаривая. Инспектор Ридж вздохнул: как же ему не везет. Девять из десяти женщин за эти десять минут бездействия болтали бы без умолку. Вот ведь «счастье» привалило: подозревать женщину, к которой не применялся его опыт, женщину, что могла сидеть неподвижно и молчать. Даже когда она уставала от неподвижности, то продолжала держать язык за зубами. Но когда опустила ноги на землю и неспешным шагом двинулась к дому, ее муж вскочил и последовал за ней. Дала ли она ему знак? Знала ли, что за ней наблюдают? Ридж терялся в догадках. Однако он точно знал, что сам даже не шевельнулся. Тем временем пара снова приблизилась к дому, и раздался голос Холланда: