Сергей Борисов - Кого-то надо убить

Максим замер, стоя на коленях между кроватями.

– Точно! В таких десантура шиковала. Это ж потом берцы появились. Еще тряслась над ними. А это значит…

– …внутри на голенищах должна быть фамилия владельца! – заключил Игорь. – Они их подписывали, чтобы не сперли.

Максим засмеялся:

– С утра и проверим. Утрем нос Кочергину!

Они еще поговорили, еще поворочались. И заснули.

8

В лужах плавали желтые листья.

Сквозь туман виднелась размытая дождями проселочная дороги.

По дороге шел человек. В колее по пояс.

Человек плакал, и это было странно, потому что глаз у него не было.

Подергивалась кожа на скулах. Человек порывался что-то сказать, но ему мешал язык, вывалившийся изо рта красно-синей тряпкой.

Это был Володя. Сын…

Кочергин проснулся. Сердцу было тесно в грудной клетке. В клетке…

Рядом тихо всхрапывала жена. Кочергин подтянул одеяло повыше. Ноги крутило и ломало. До рассвета еще далеко. Надо терпеть.

9

– Какие гости! Милости просим! Чувствуйте себя как дома.

Крапивницкий был суетлив и подобострастен. Ломал комедию. Он скоморошничал всегда, не выбирая партнеров, но заботясь о декорациях.

– Осторожно, у нас здесь проводок протянут, неровен час споткнетесь. А тут вот термостатик – не пораньтесь, у него углы острые. Куколкой интересуетесь? Не вы один, Михаил Митрофанович, не вы один. Игоречек, гордость наша, заявился, лишь третьи петухи пропели. И уважаемый эскулап Путилин только-только заглянул.

Велизарий Валентинович выступил из-за стеллажа с ретортами, и Кочергин отметил, что выглядит судмедэксперт неважно: бородка торчком, у губ глубокие складки, глаза блестят, будто в них накапали белладонны.

– Что же вы? Прошу, прошу.

Крапивницкий провел следователя, эксперта и близнецов в соседнюю комнату.

Прямо против двери находилось огромное – от стены до стены – окно, сквозь которое в комнату вливались солнечные лучи. В этом потоке нежился распластавшийся на прозекторском столе обнаженный человек.

Кукла… Она лежала, повернув голову к окну. Одежда была аккуратно сложена на стуле; между ножками развалили голенища сапоги.

– Великолепная работа. Вот, полюбуйтесь! – Крапивницкий ухватил куклу за язык и повернул голову к ним лицом. – Но что занимает вас, досточтимые, что тревожит? Дата смерти? Так с этим не ко мне, а к господину Путилину.

– Дата «рождения» и сопутствовавшие ему обстоятельства, – сказал Кочергин.

– Это точно, обстоятельства необычные, ни тебе зачатия, ни… – Крапивницкий, кривляясь, прикрыл рот ладонью. – А если серьезно, я бы лично не отказался от знакомства с человеком, изготовившим это чудо. За честь почел бы. Это же произведение искусства! О лице и речи нет, придраться не к чему. Но и там, где тело скрывает одежда, где не воск, а пластмасса, исполнение ничуть не хуже! Кстати, господа, вы отдаете себе отчет, насколько совершенным должно быть сочленение «голень-ступня», чтобы обуть такую куклу в сапоги? – Заведующий криминалистической лабораторией взялся за ногу куклы и стал сгибать и разгибать голеностоп.

– Что внутри? – спросил Кочергин.

В ответ Крапивницкий подцепил ногтем одну из наползающих друг на друга пластинок. Та отскочила, открыв сплетение металлических стержней и пружин.

– А это зачем? – Кочергин показал на «вафельное» полотенце, брошенное кукле на бедра.

– Забываете, товарищ следователь, у меня не один Игорь в стажерах ходит, у меня и дамы есть в отделе. Молоденькие. Впрочем, коли желаете…

Крапивницкий жестом фокусника сорвал полотенце. На месте гениталий зияла черная дыра.

– Где?.. – начал Максим и осекся.

– Я не брал! – прижал руки к груди Крапивницкий.

Кочергин увидел, как сжались в кулаки и побелели пальцы Путилина. С экспертом и впрямь что-то творилось. Обычно шутки такого рода вызывали у него одобрительную ухмылку.

А Крапивницкий блаженствовал, наслаждаясь всеобщим вниманием.

– Должен признаться, искренне рад такому… э-э… знакомству А то все ножи, топоры да автоматы. Никакой фантазии! Проза жизни. Изнанка, так сказать. А тут – поэзия! Мы с Игорем еще покумекаем над этим сокровищем, пока же хочу сделать вам маленький сюрприз.

– Это вы о надписях на голенищах?

– Поперед батьки в пекло лезешь? – Крапивницкий быстро повернулся к Игорю. Тот ответил начальнику невинным взглядом.

– Так что написано? – поторопил следователь.

– Хоть это вам неизвестно, – с облегчением вздохнул заведующий лабораторией. – И то хлеб. «Виноградов. Вторая рота».