Сергей Борисов - Смерть русского помещика

Десять лет назад я стал классиком. Не корысти ради, а токмо волею обстоятельств, главным из которых было послегриппозное состояние.

Грипп накатывает на Москву каждую зиму, но до поры меня миловал. По правде сказать, я даже думал, что люди, подхватившие эту заразу, преувеличивают свои страдания. Ахают, охают… Вместо того, чтобы книжки читать. Поэтому, когда у меня запершило в горле и засвербило в носу, я обрадовался: ну, теперь отдохну, поваляюсь, начитаюсь вдосталь.

Ничуть не бывало. Несколько дней я лежал мокрый, как мышь, пил клюквенный морс и путал день с ночью. Однако в конце концов грипп отступил от моего бренного (тогда я понял, что оно бренное) тела. Пару дней я тупо пялился в «ящик», а потом стал чередовать это занятие с чтением. Читал же я давно намеченное к повторению — «Братьев Карамазовых» Достоевского. А когда закрыл последнюю страницу — сюрприз: по телевизору фильм Ивана Пырьева по этой книге. Тут-то все и произошло. А именно: кино, ясное дело, все в точности передать не может, поскольку ограничено и временем, и выразительными средствами, однако кое-какие вещи подчеркнуть в состоянии. Например, шероховатости сюжета, которые в романе не так уж важны и почти не заметны.

Я вновь схватился за книгу, потом — за ручку, и в два дня написал рассказ "Смерть русского помещика". Дескать, сидят Шерлок Холмс и Уотсон (писать следует так, если следовать первым переводам Конан Дойла) у себя на Бейкер-стрит, и беседуют о романе Федора Михайловича. Уотсон все вопросы задает, а сыщик льет на доктора ушаты холодной воды, доказывая цитатами из книги и логическими умозаключениями, что Карамазова-старшего мог убить любой из его сыновей, даже такой кроткий на вид Алеша. А чтобы рассказ приобрел необходимую достоверность, я снабдил его множеством ссылок, в том числе на тот «неоспоримый» факт, что, приехав в Лондон (было), Достоевский, гостя у Герцена (было), встретился там с представителями семейства Холмсов (не было и быть не могло) — папой-Холмсом и его отпрысками, Майкрофтом и Шерлоком.

Короче, повеселился я от души и тем бы мои конандойловские штудии закончились, не приди мне мысль показать написанное друзьям из газеты "Книжное обозрение". Они прочитали, похвалили сдержанно и… предложили устроить конкурс, опубликовав рассказ под именем сэра Артура (я — переводчик-изыскатель) и задав читателям вопрос: отчего данное произведение так долго не могло увидеть свет?

Дернул черт согласиться! Однако сделанного не воротишь. Рассказ был напечатан, провокационный вопрос задан. И полетели письма. Чего в них только не было: "неудачная вещица", "голословные рассуждения"… К чести читателей, многие сообразили, что имеют дело с подвохом, что их намеренно вводят в заблуждение. За что эти «многие» и были премированы.

Конец конкурса — не конец истории. Через год мое творение появилось в сборнике детективных рассказов, потом в свежеизданном собрании сочинений Артура Конан Дойла — и пошло-поехало. Одно собрание, другое, третье, сборник тут, сборник там, газеты, журналы, наконец, Интернет. Я звонил, объяснял, требовал извинений передо мной, читателями и памятью английского писателя. Иногда извинялись, иногда платили гонорар как переводчику, но чаще отделывались молчанием.

Вот так я стал классиком. Но урок из происшедшего вынес. Главный из них — не пытаться мистифицировать читателя. Во избежание! И на протяжении многих лет, без малого сотни рассказов и десятка повестей мне это удавалось. Но потом тучи вновь сгустились…

Дело в том, что благодаря «Помещику» я познакомился с людьми удивительными! Они меня приметили, приветили и буквально понудили вновь вернуться к, казалось, навсегда оставленной теме. И я написал повесть "Дело о трех трубках", учтя возможные негативные последствия и, надеюсь, благополучно избежав их.

Повесть эта о романтиках. Иначе не назвать людей, делом жизни поставивших восхваление гения Великого Детектива. Бессмертного гения, ибо, по их глубочайшему убеждению:

1. Шерлок Холмс и доктор Уотсон — реальные личности;

2. они доныне живы и здоровы;

3. сэр Артур Конан Дойл всего лишь литературный агент, посредством которого были преданы гласности записки доктора Уотсона;

4. эти записки, то бишь четыре романа и пятьдесят шесть рассказов, есть "сакральные тексты", которые не подлежат критике, но лишь благоговейному осмыслению.