Александра Санина - Котэ, любовь и дом с привидениями

Лучи заходящего солнца слабо освещали сумрак бора.

Ощущалась вечерняя прохладная сырость.

Костя Вострецов бойко вырулил на новой «Мазде» и заторопился, стараясь успеть до темноты. Внезапно в душе шевельнулось беспокойство.

Костя съехал на обочину и остановился.

Сломанная тонкая сосенка. Много-много пятен крови.

«Это явно не к добру! Ох, все-таки нас спалили! Сникерс! Хана пришла, откуда не ждали… Хорошо бы сейчас перемотать вот этот весь трындец и перейти прямо к той части, где я уже в безопасности, пью виски с красоткой…»

Костя осторожно прошел по следам. Он примерно понимал, что может сейчас увидеть.

«Этого следовало ожидать… Хотя, кажется, нет, еще не трындец. Так, чисто подготовительные работы…»

Вервольф стоял, примотанный скотчем к дереву. Ровно-ровно. Волосы слиплись от крови. Глаза закрыты. Одежда в земле, траве и крови.

«Что с ним сделали? Кажется, не пристрелили? И не резали? Задушили, что ли? Но почему крови много? Ах, вот, голова пробита!»

Вострецов приблизился к связанному, отодвинул воротник куртки и осторожно коснулся шеи. Пульс прощупывался.

Почему-то Костя обрадовался, словно пленник был его давним другом. Он стал торопливо отрывать и отматывать скотч. Видимо, второпях причинил боль: Вервольф еле слышно протестующе застонал и открыл глаза.

– Ой, Эдик! – с облегчением выдохнул Костя, – ты живой? Ты стоять-то сможешь?

– Я и так… стою…

– В смысле, без дерева стоять сможешь? – Костя обхватил Эдика руками, опасаясь, что тот упадет.

– Ты… чего?

– Эдька, не разговаривай, вдруг нельзя! Я сейчас скорую вызову! Это тебя Сникерс так? Он где-то рядом? Ой, а они же ментам сообщат, да?

– Да… Не надо скорую. В пансионате медик. Нам полицию не надо… Все идет нормально.

– Ага? Это всё входит в программу местных развлечений? – съязвил Костя. – Так себе здесь массовики-затейники… Честно говоря…

На центральной аллее горели фонари. Дорога к каменному зданию отлично освещалась.

К деревянным домикам, где жили работники пансионата, шли узкие неосвещенные тропинки.

Костя поддерживал местного фельдшера – Леголасову Ариадну Рудольфовну – под локоть. Луч фонарика выхватывал торчащие из земли корни деревьев и стаи потревоженных комаров.

– Вот, наконец, и наша берлога! – Костя распахнул дверь в жилое помещение, где обитал вместе с Вервольфом.

На столе закипал электрический чайник. На подушке Эдика виднелись вмятины и следы крови.

И никого!

– Ты где? Вервольф! – перепуганно завопил Вострецов.

Воображение рисовало жуткие картины. Сникерс все-таки решил добить неслуха! Эдьку связали и утащили топить! Зарезали и оставили труп под кроватью! Повели на расстрел…

– Костя, не шуми, и так башка раскалывается! – донеслось из-за межкомнатной двери. – Я в душе.

– Что тут у нас? – добродушно улыбалась миловидная женщина.

– Я пока еще «кто», Ариадна Рудольфовна! Живой же! – Эдик в одном полотенце вышел из совмещенного санузла. – А дальше уж – как вы скажете.

Костя взглянул на левую руку Вервольфа и вздрогнул.

Татуировка – волк от локтя до плеча – без слов напомнила о том, что Костя долго и безуспешно старался забыть.

– Что такое, Андрей Михайлович? – невозмутимо продолжала щебетать Ариадна Рудольфовна. – Где так травмировались? На вас живого места нет!

– Я-то? Да так. На Горе Любви с березы шлепнулся.

– Да ладно, – удивилась местная жительница, – туда только ленточки завязывать лазят. На вечную верность. Или у вас девушка появилась?

– Тренировался заранее. Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь! – Эдик подмигнул фельдшеру.

Ариадна Рудольфовна осмотрела его, проверила зрачки, координацию движений…

– Под вопросом сотрясение мозга. Отлежитесь недельку. Я вас понаблюдаю. Давайте, обработаем все повреждения. Господи, сколько ссадин! Вы как падали – десять раз от земли отскочили?

– Как вы догадались? – мило улыбался Вервольф. – Сам удивился! Прямо как мячик!

Леголасова поняла, что он не скажет правду, и занялась его ранами.

Недельку – это много.

Вервольф не мог позволить себе такой долгий больничный. Как только голова перестала кружиться, он вышел на работу.

Не успел Эдик открыть свой кабинет, как из соседней двери с табличкой «Шеф в раздумьях» высунулся начальник пансионата – Асин Николай Николаевич.

– Андрей Михалыч, – Асин недовольно оглядел подчиненного, – кто же вас на улицу выпустил?

– А что не так?