– Ничего себе разговор с замполитом, – удивился я. – А чего это он так проникся к тебе?
– Не только ко мне, – пояснил Баграт, но так и не ответил. – В общем, поступил я на исторический факультет университета. Был парторгом курса и закончил учебу с красным дипломом. Собирался идти в аспирантуру, но неожиданно заболела мама. Пришлось возвращаться в Ткуарчал. В Сухуме мне выдали направление на работу в городской архив, где я и проработал всю жизнь. Правда, и аспирантуру смог закончить, но только заочно. Так что перед тобой сидит кандидат исторических наук и автор нескольких книг по истории древних народов Абхазии.
– Молодец, Баграт Мерабович, – искренне порадовался за него. – Признаюсь, что именно этого я от тебя ожидал.
– Только радоваться особого повода нет, – горестно заметил историк и потянулся за очередной сигаретой. – На этом светлая полоса моей жизни заканчивается. В 1986 году, как раз в тот день, когда случилась беда в Чернобыле, умерла мама. Тихо умерла, во сне. Остался я один на всем белом свете, хотя посещали мысли разыскать отца. Но сразу вскипала кавказская кровь: раз и навсегда я приказал себе больше никогда об этом не думать. А в тот год многие наши шахтеры ездили в Чернобыль, а потом некоторые умерли от радиации или стали инвалидами. Это я к тому, что вскоре после смерти мамы познакомился с вдовой одного шахтера-чернобыльца, а в 1989 году мы поженились. Марина по национальности такая же полукровка, как я, только папа у нее грузин, а мама русская. А в браке со своим первым мужем-мегрелом прожила всего два года. Без раздумий я усыновил ее ребенка от первого брака, а уже через год у двухлетнего Даура появилась сестричка Ламара. Что сделало меня счастливым отцом, терпеливым отчимом и несчастным мужем.
Он извлек из внутреннего кармана кожаное портмоне внушительных размеров и развернул на столе. Достал из бокового кармашка примятый фотоснимок размером со спичечный коробок и положил передо мной.
– Посмотри, Сергей, какими с виду счастливыми мы были в те годы.
Я поднял со стола семейную реликвию и всмотрелся в пожелтевшее от времени черно-белое изображение. На парковой аллее стояла молодая пара с двумя маленькими детьми. Совсем еще молодой Баграт обнимал за плечи худенькую девушку в коротком светлом платьице. Свободной рукой он держал за руку насупившегося смуглолицего малыша в белой майке и коротких шортиках, а на миловидном лице девушки на долгие годы запечатлелась неестественная и, казалось, вынужденная улыбка. Я заметил, что молодая мамаша как-то неласково, не по-матерински прижимает новорожденного младенца, завернутого в белое одеяло с бантом, но вместе с тем не сводит взгляд со старшего сына.
Вернул фотографию Баграту и обратил внимание, насколько небрежно он затолкал ее обратно в бумажник. Потом снова закурил и продолжил:
– После родов Марина сильно изменилась. Врачи говорили, что у нее какой-то послеродовый синдром. А как по мне – просто повредилась психика. Детьми не занималась, на работу после декрета выходить не захотела. Зато начала пьянствовать и без объяснений уходить из дома. Мне, привыкшему к работе с документами, не составило особого труда проверить ее семью по картотекам и учетам. А когда проверил, то понял, что лучше бы сделал это еще до свадьбы или вообще никогда не делал. Отец Марины оказался уголовником-рецидивистом, который переехал из Зугдиди в Ткуарчал после очередной отсидки. Как говорят, погнался за длинным рублем. Работал в карьере, пока не выгнали за воровство и пьянку, а потом сколотил банду и занялся грабежами в окрестных селах. Сожительствовал с русской женщиной – содержательницей притона для пьяниц и наркоманов. Вот она-то и родила ему дочь, то есть мою будущую жену Марину. Позже этого рецидивиста нашли убитым в окрестностях города, а его сожительница быстро спилась и однажды зимой замерзла пьяная на улице. Марину воспитали родственники, которые и записали себя ее родителями. Вот и получается, что смерть первого мужа и вторая беременность спровоцировали у Марины этот наследственный кризис. Сразу тебе скажу: я до сих пор ничего не знаю о том, как сложилась ее жизнь. Однажды Марина ушла из дома и больше не вернулась. Честно говоря, я толком ее и не искал. А случилось это сразу после развала Советского Союза. В Абхазии с новой силой вспыхнуло национально-освободительное движение и люди разделились на патриотов, изгоев, беженцев, предателей. Наша семья тоже попала в поле зрение радикально настроенных националистов. Поэтому я и решил, что для Марины будет лучше, если ее вообще не будут искать. Но все равно продолжал ждать и надеяться, что она когда-нибудь вернется. Ведь Даур всегда был для нее самым дорогим человеком в жизни. Извини, Сергей, что так много говорю. Мне в последнее время вообще не с кем разговаривать.
Читать дальше