Александр Ольбик - Дублет

– Все при мне, – он хлопнул себя по ляжкам, изображая на лице полную отстраненность от мира. Про себя подумал: «Мы напасали, а вы пришли да взяли…У долговязого такая рожа, что сама на пулю нарывается.» – Нет в моем доме никаких тайников…И не мешало бы взглянуть на ордер, если, разумеется, таковой у вас имеется…

Ему сунули под нос бумажку и он увидел неразборчивую печать и подпись прокурора, сделанную хоть и витиевато, но обыкновенным «шариком». «Ни один уважающий себя законник шариковой ручкой такую бумагу подмахивать не будет», – сказал себе Рощинский и ощутил некоторое облегчение.

Шмон начался с комнаты, примыкающей к кухне. Он заметил, что у того, кто с лейтенантскими погонами и который так бесцеремонно роется в комоде, не сходится ворот милицейской форменки. Она ему явно мала. Правда, галстук это почти скрывает, но сбоку, особенно когда этот тип наклоняется, хорошо видна не застегнутая верхняя пуговица.

Рощинский взглянул в окно и на обочине дороги увидел темно-синий джип с толстым, выдвинутым вперед никелированным бампером.

Он незаметно, на полшага, придвинулся к окну и это позволило ему расширить сектор обзора. Дальше улица была пустынна, не считая подростка, гоняющего на велосипеде. «Сейчас, сизые голуби, я сыграю вам мыльную оперу в одном акте», – пообещал гостям Толстяк и, схватившись за сердце, начал падать на стул.

– Отставить цирк! – рявкнул капитан и откинул на затылок фуражку. – Лейтенант, дайте подозреваемому воды…

Тот, у которого форменка не по росту, кинулся на кухню, где через мгновение зашумела в кране вода. Рощинский сквозь полуприкрытые веки видел, как к нему приближался лейтенант с ковшиком в руках. Он впился взглядом в массивный перстень, надетый на средний палец «милиционера». Машинально про себя отметил: «Червонное золото с агатом, огранки кабошон».

Рощинский отпил глоток воды, глубоко вздохнул и в ноздри ударил кислый перегар, смешанный с табачными запахами. От отвращения его передернуло. Последние сомнения покинули хозяина дома: «Меня трясут «кровельщики», органы работают солиднее… А это обыкновенный гоп-стоп…»

– Оклемался, дед? – дернул его за плечо капитан.

– Вон в том ящичке лежит нитроглицерин, – обратился Рощинский к тому, кто поил его водой.

– Мы тебе не «скорая помощь», – кривая ухмылка сломала часть лица капитана. И Владимир Ефимович разглядел в ее изломе превосходные белые зубы. «Зверь, – подумал он, – такой сыч вопьется клыками и спасибо не скажет.»

Он видел как из шкафа стали вылетать его простыни и пододеяльники, как чужие руки скидывали с вешалок его большие тяжелые одежды, бросали их на пол, ходили по ним. Один из гражданских, как будто нарочно, топтался на белой, в синюю полоску, сорочке Рощинского.

Из задней комнаты вышел второй «милиционер» и, обращаясь к «капитану», сказал: «Здесь одно старое барахло…Что будем делать с телеаппаратурой?»

– Все тащите в машину! – рукой, в которой была зажата сигарета, он указал на стоящие в углу телевизор с видеомагнитофоном. – Прощупайте все углы и устройте шмон в кладовке…Не верю, чтобы у этого барана оказался пустой курдюк…

– Может, чтобы дядя стал разговорчивее, позвать на помощь нашего правдолюбца?

– Не возражаю…Давай его сюда, – с готовностью поддакнул «капитан». – Мне тоже кажется, что этот пикадор собирается корчить из себя молодогвардейца…

Один из гражданских, сухой как вобла, достал из-за пазухи небольшой паяльник и начал глазами искать розетку. Вскоре Рощинский почувствовал запах раскаленного металла, который однозначно исходил от «правдолюбца». Он понял: промедление для него хуже смерти. Он был способен на многое только не на пытку. Его правая рука, которая была ближе к окну, сунулась за штору и, нащупав шероховатый рисунок обоев, заскользила вверх… Затаив дыхание и прикрыв глаза, он взял в руки нечто, приподнял, как поднимают пальто, прежде чем снять его с вешалки, и уже не таясь, с шумом выдернул руку из-за шторы. На непрошеных гостей хищно глянул трехствольный обрез бельгийского «франкота». Узрев это дивное диво, «капитан» колебался лишь мгновение. С криком «кабан, брось пушку!» он рванулся к окну. И почти дотянул до него, однако, в этот момент правый ствол обреза грозно брызнул волчьей картечью. Ковер сплошь покрылся осколками былой роскоши Рощинского – антикварной люстры с 3682 хрустальными подвесками. Выстрел был настолько убедительный, что вся банда, как по команде, распласталась на полу.