Александр Ольбик - Дублет

Пожалуй, с тех пор в нем что-то изменилось, как будто вокруг него опустились какие-то плотные жалюзи и он остался наедине со своей оболочкой. И вывел для себя две, как ему казалось, бесспорные истины: никогда в делах не связываться с женщиной и никогда больше не попадать в тюрьму. Там постоянно горит свет, душно и унизительно.

Выйдя на свободу, он снова взялся за свое: его уже не устраивали случайные кольца или зубные коронки, золотые часы, переставшие ходить, золотые монеты – он все чаще и чаще стал заглядывать в антикварные лавки и ювелирные магазины. И как-то незаметно потянуло на старинные иконы. Для этой цели он даже обзавелся кооперативным гаражом, где с надлежащей подсветкой оборудовал неплохую галерейку. Сосед по гаражу не один раз у него допытывался: «Владимир Ефимович, не поторопились ли вы с гаражом, не купив машины?» На это Рощинский уклончиво отвечал: «Я уже пять лет стою в очереди и вот-вот жду извещение на «Жигули». А вы ведь знаете, как порой бывает – машина есть, нет гаража, есть гараж, нет машины…»

Соседа такое объяснение вполне удовлетворило. Хотя любой мало-мальски наблюдательный автолюбитель сразу же заметил бы, что легче верблюда протащить в игольное ушко, чем Рощинского втиснуть за руль «Жигулей».

Однажды, зимой, поутру он заметил возле своего гаража натоптанное пятно, следы электросварки, дужку от навесного замка и открытую дверь… Рощинский ринулся вовнутрь гаража, отчетливо понимая, что стряслось худшее, что его галерея стала жертвой грабежа, а когда он увидел пустые полки, сердце его зашлось в удушье и, казалось, наступил конец света. Он опустился на холодный цементный пол и пришел в себя только под вечер. Владимир Ефимович отморозил ногу и щеку, на которой лежал на цементном полу.

Выйдя из больницы, он начал готовиться к отъезду. По объявлению нашел подходящий вариант с покупкой дома и в апреле, с небольшим чемоданом в руках, он прибыл в город своей мечты, не подозревая, что он же станет и его последней географической точкой пребывания на этом свете…

…Перед сном Рощинский вставлял в старенькую «Электронику» аудиокассету и под мелодии романсов и песен «прошлых лет» старался уснуть. Закрыв глаза и подтянув до подбородка одеяло, он уносился сознанием в мешанину образов – в свою прошлое, которое тихо исходило из динамика магнитофона: «Вечер, шумит у ног морской прибой, грустно поют о прошлом волны…»

А волны и в самом деле шумели, но этого Рощинский не слышал: на разноцветном воздушном шаре он поднимался над зеленым полем, которое испещрено желтыми откосами и белыми, выгоревшими на солнце бесконечными дорогами…

Рощинскому показалось, что к дому подъехала машина. Вытянув короткую шею, он стал выжидательно прислушиваться. Безотчетное беспокойство подняло его с места и он подошел к окну. Однако кроме нахохлившегося куста сирени и части забора он ничего там не увидел и это, успокоив душу, заставило вернуться на место. Он продолжил пить чай из большой чашки, без сахара, вприкуску с белыми сухарями. Но снаружи опять что-то громыхнуло, дверь с шумом распахнулась и через мгновение на пороге нарисовались незваные гости. Их было четверо: двое в милицейской форме и столько же в гражданском одеянии.

– Кто тут Рощинский Владимир Ефимович? – довольно развязно спросил тот, на ком была надета капитанская форма.

– Допустим, это я, – отодвигая от себя кружку, смиренно ответил хозяин дома, и с трудом поднялся с табуретки.

– Обыск, – объявил ему. – А это, – жест в сторону гражданских, – понятые, прошу любить и жаловать…

– Как обыск? – ослабевая в коленях, промямлил Рощинский.

– Обыкновенный, законный, – отрезал капитан. – И хочу предупредить, что добровольная помощь органам может смягчить вашу участь и избавить моих людей от лишних трудозатрат…Поэтому давайте без обиняков…где у вас тут запрятано золотишко, брильянты и прочая зелень?

Под старой клетчатой рубашкой Рощинского заструились липкие ручейки пота. Его полное одутловатое тело начала забирать дрожь.

– Хотелось бы знать, по какому праву произвол? – едва сдерживая себя, спросил он. – Я что – преступник или вы имеете основания для…

– Пианиссимо, господин Рощинский! – сказал тот, который в милицейской форме. – Ничего страшного пока не произошло, нас интересует лишь то, что нажито нечестным путем. Где ваш тайник?

Рощинский видел, что в действиях непрошеных гостей была какая-то суетливость, так противоречащая обстоятельности сыска. А он-то это уже проходил…