Илья Бушмин - Анабиоз

Я хлопнул себя по карманам. Зажигалка была, а вот сигареты кончились. Я вспомнил, что последнюю докурил, стоя на остановке в ожидании идущей на вокзал маршрутки. Я тронул Сергея за плечо и шепнул:

– Я пойду, сигарет куплю.

Он кивнул, не глядя на меня. Сергей, как загипнотизированный, слушал голос матери, хотя она не говорила ничего. Просто не могла сказать. Сейчас я был уверен, что Сергей все-таки что-то вспомнил. Нет, не был уверен – верил. Потому, что так должно было быть. Все мы заслужили хороший конец.

Я направился к выходу из вокзала. Шагнув в двери, я вспомнил, как сутки назад впервые оказался здесь и увидел мужичка в оранжевом жилете около киоска через дорогу. Сейчас его не было. Жаль. Я хотел поблагодарить того, кто привел меня к брату. Просто сказать доброе слово. Люди ведь любят слышать добрые слова, правильно? Даже дворники, гопники и родители, предпочитающие одних своих детей другим. Все мы просто люди, которые любят слышать добрые слова в свой адрес, потому что это наполняет нас уверенностью в том, что мы чего-то стоим в этом мире.

Я пересек улицу. Купил сигарет. Открыл пачку. Улыбнулся, снова вспомнив вчерашнего мужичка, и выбросил полиэтиленовую обертку от сигаретной пачки в урну. А затем направился назад к зданию вокзала.

Позади прошуршали автомобильные шины. Тихонько взвизгнул автомобиль, останавливаясь на дороге. Закуривая, я вдруг почувствовал, как кто-то быстро приближается сзади. Знаете, как это бывает – почувствовал спиной. У нас у всех есть органы чувств, о которых мы почему-то не подозреваем – но они есть и, пусть и забытые, исправно функционируют. Я обернулся.

Острая резка боль пронзила мой живот. Лезвие прошило кожу, мышцы и все внутренние органы, которые повстречались ему на пути. Сталь охотничьего ножа вошла в мою плоть по самую рукоятку. Я услышал, как внутри что-то чавкнуло.

– Привет тебе от Кирюхи.

Я поднял глаза. Передо мной было лицо сухощавого типа лет 30 с черной бородкой. Один из рабовладельцев, которого так и не поймали.

Он вытащил нож, и из глубокой раны забила кровь, мгновенно заливая одежду и разбрасывая струйки по старому асфальту под моими ногами. Я выронил сигарету. Прошуршал рюкзак, падая с моего плеча на землю. Я попытался что-то сказать, но голоса не было. Мне оставалось только зажать рану руками, которые тут же окрасились бьющей из брюшины кровью.

В глазах все поплыло. Но я разглядел, как тип с бородкой прыгнул на заднее сиденье легкового автомобиля без регистрационных номеров, и тот рванул прочь.

Я упал, хватая ртом воздух, и ощутил затылком твердую поверхность. Боль звенела во мне, все нарастая, постепенно поглощая меня всего, целиком.

Кто-то в ЛОВД на станции «Самара» все-таки сдал меня бандитам. А ведь я с самого начала опасался, что так оно и произойдет.

Я хотел верить, что мои знакомые опера – один с наколками, второй с золотой цепью на шее – были здесь не при чем. Я хотел верить, что не все в этом мире окончательно сошло с ума.

Валяясь на пыльном старом асфальте и зажимая рану, я чувствовал, как боль, охватывающая весь мой мир сейчас, высасывает из меня жизнь. Она, жизнь, утекала с каждым ударом лихорадочно бьющегося сердца, выталкивающего кровь из разрезанных тканей, органов и сосудов. В глазах чуть прояснилось, и я, бьющийся в агонии, увидел бегущих ко мне с разных сторон людей. Кто-то кричал, кто-то размахивал руками, но я ничего не слышал. Чуть повернув голову, я ощутил вкус крови на губах. Она заполняла глотку с удивительной скоростью. Я кашлянул, выплевывая фонтан алой жидкости.

Значит, дело дрянь.

А потом я увидел затянутое низкими серыми облаками небо, простирающееся прямо надо мной. Оно заполняло собой все. Весь мир перед моими глазами. Все вокруг было небом.

Ранее я соврал. Самое прекрасное небо, которое только возможно, я видел прямо сейчас, лежа на земле и истекая кровью.

Все стало таким настоящим. Каждой клеткой своего агонизирующего тела я вдруг почувствовал жизнь. Вы знаете, что вы никогда не чувствуете жизнь? Вы просто существуете в своих мыслях. В основном в прошлом, а иногда в будущем. А жизнь идет мимо. Я это знаю, потому что я сам жил так все отпущенные мне 25 лет. А сейчас чудо хрупкой и трепещущей, пульсирующей жизни разворачивалось во мне и вокруг меня, и это было волшебно.

Прошлого не было. Будущего не будет никогда. Есть только сейчас. Я-сейчас. Мои сотрясающиеся легкие-сейчас. Небо-сейчас. И вон та птица, проносящаяся где-то далеко, только теперь я видел в ней яркий свет. Такой же, который был повсюду. Птица-сейчас. Свет-сейчас.