Лилия Беляева - Убийца-юморист

Точно так же попался на удочку «известного, талантливого» и драматург Семен Григорьевич Шор, человек веселого и едкого нрава, отягощенный массой семейных проблем и своей весьма практичной, деловитой женой Розочкой. Она-то и восприняла предложение Михайлова поработать на него как манну небесную:

— Сема! Не смей отказываться! Какие принципы? Какие могут быть принципы у человека с твоим прошлым? С твоим характером? С твоим абсолютно глухим левым ухом? Я уже не говорю о том, что я, твоя жена, больна почками и нуждаюсь в постоянном выезде в Трускавец…

Умный, наблюдательный Шор написал для Владимира Сергеевича целый ряд комедий, в которых он, а теперь уже «наш известный драматург В. С. Михайлов, — как было сказано в похвальных рецензиях на спектакли, — с поразительной точностью рисует характеры наших сегодняшних мещан, выжиг и карьеристов, которые пользуются своим начальственным положением для того, чтобы получать привилегии, унижать подчиненных, обирать казну».

Особо было отмечено: «Исключительно запоминающейся фигурой вышел председатель райисполкома. С какой начальственной, самоуверенной небрежностью он бросает своему подчиненному: «Ты должен так написать этот мой доклад, голубчик, чтоб массы аплодировали мне стоя! Чтоб этим докладом я прославился на всю область или даже страну! Чтобы меня пригласили работать в Москву! Ты теперь понял, к какой ответственной работе я тебя допустил? Не осрамись!»

И это ведь Шор написал ту самую веселую, язвительную пьеску «Миллиардерша приехала в социализм». О дочке греческого миллиардера и её русском муже, о неистребимых, оголтелых мещанках, чьи мужья ходят в членах Союза писателей и считаются «учителями народа, сеятелями доброго, вечного». Где смешно описывалось, как все эти «борцы с корыстолюбием, за высокую нравственность» перегрызлись друг с другом и даже передрались, чтобы только, оттолкнув собрата по перу, вселиться в шикарный дом в Безбожном переулке.

Теперь Нина Николаевна, мать Дарьи… Тут сложнее. Она и Наталья из Моршанска. И все-таки Ниночка не была откровенна со своей подругой. Хотя доверчива как коза. Но и талантлива. Конечно, это не Марина Цветаева, но… Она училась в литературном. Здесь числилась в перспективных. Однажды к ним в институт пожаловал Сам Михайлов. Она, вся такая кудрявенькая, глазастенькая, светленькая, читала при нем свои такие же непорочные, детские, забавные стихи… Он ей аплодировал. Он сказал, что возьмет её на какое-то совещание детских писателей в Прагу. И взял. И всю дорогу не спускал с неё ласкового взгляда…

Она, наивная, решила, что нравится ему, потому что он видит в ней поэтический дар. Провинциальная простушка даже не догадывалась, что это обычный способ маститых творцов-жеребцов заполучить свежую девочку в постель — поехать с ней в командировку… Там он обычно входил в номер к приглянувшейся красотке с букетом цветов, вином, виноградом и кучей веселых историй… Красавицы, обычно только мечтавшие о хрустальных огнях, охапках роз, бутылках с золотыми горлышками и нежных поцелуях рук и каждого пальчика в отдельности, о клятве и восторженных словах — «единственная! Прекрасная! Чудесная! Счастье мое! Наконец-то я нашел, что искал!», сдавались легко… Им казалось, что это «кино» будет длиться и длиться…

Обычно же Михайлов почти сразу, после двух-трех ночей, отходил от очередной «прихихешки» в сторону. Покупал ей дорогую шубу, колечко и отходил… И умные прихихешки все понимали и не надоедали… А глупые продолжали глядеть на «мэтра» снизу вверх и терялись в догадках… Ведь так, вроде, красиво, романтично все началось… Он же столько нежных слов наговорил! Стихи читал! На коленях стоял!

Нина Никандрова оказалась из таких. Она ничего не поняла. Кроме одного — полюбила Владимира Сергеевича от всей души. И до такой степени, что когда он, тертый калач, принес ей дорогую шубу — отступного, она гордо от неё отказалась:

— Я не ради шубы! Заберите! Эта шуба пачкает наши отношения…

И он вынужден был шубу забрать и даже пообещал:

— Подожди, я постараюсь как можно скорее развестись с женой… и тогда… Я, видишь ли, женился сгоряча…

Она опять смирилась. Ей, дуре, набитой провинциальным доверием к словам «большого» писателя-орденоносца, с которым сам Генсек здоровается за руку, хотелось думать о нем только красиво.

Но шли месяцы — и ничего не происходило. Михайлов исчезал то на какой-то конференции, то на фестивале, то на партсъезде… Нина надеялась и верила и носила под сердцем доказательство своей веры и любви — ребенка.