Николай Зорин - Формула влияния

Он сидел на кровати и тихонько что-то наигрывал на гитаре. Рядом лежали потрепанная тетрадь и пластмассовая с обгрызенным концом ручка. Моего прихода, кажется, он не заметил — во всяком случае, наигрывать не перестал и не повернул головы.

— Здравствуйте, Аркадий! — громко сказала я. Он слегка кивнул, но на меня так и не посмотрел и играть не перестал.

Я поставила пакеты на стол, села на сомнительного вида кривоногий стул и стала дожидаться, когда он закончит, тайком наблюдая за ним. Лицо его находилось в тени, глаза были полуприкрыты, он сидел, сгорбившись и почти не шевелясь, только пальца тихонько, словно нехотя, перебирали струны. Но во всем его облике ощущалась какая-то притягательная обреченность — не знаю, как выразить иначе. Мне вдруг нестерпимо захотелось подойти к нему и обнять. Или лучше — сесть рядом на кровать, положить голову на его сутулое, такое дорогое плечо и замереть. Я поднялась, сделала шаг по направлению к Аркадию, но вовремя остановилась, откашлялась, пытаясь замять неловкость перед самой собой, и стала выкладывать на стол продукты из пакетов. Я так сосредоточилась на этом занятии, что не заметила, когда он перестал играть и подошел ко мне, и вздрогнула от внезапного звука его голоса.

— Вы пришли раньше, я не успел ее дописать, а теперь уже ничего не получится. Все сбилось, все смешалось, первоначальный образ погребен под вашим новым образом.

— Вы пригласили меня в гости, — робко улыбнулась я ему.

— Да, но сегодня я вас не ждал. — Аркадий увидел на столе коробку со свечами, взял ее в руки, раскрыл, заглянул внутрь и положил на место. — Это совсем не нужно, у меня есть свет, — серьезно, но с оттенком какой-то странной гордости сказал он, подошел к противоположной стене и щелкнул выключателем, демонстрируя удобства цивилизации. Под потолком загорелась тусклая лампочка на длинном голом проводе. Я не знала, что ему ответить, ведь свечи покупались не для того. Не для банального освещения они покупались…

Для чего они покупались? Я должна спросить у него, звонил он в редакцию или…

— Аркадий, — начала я, — скажите, у вас есть мобильник?

— И вина я не пью, — проигнорировав мой вопрос, сказал он. — Не люблю, когда затуманен мозг, голова должна быть всегда трезвой. Иначе ничего не получится, иначе мне не написать ни одной песни, а они и так в последнее время приходят редко. Вот и сегодня не вышло. Опять не вышло, а ведь я очень хотел написать для вас песню. Или хотя бы стихотворение. Но ничего не вышло. — Все это он проговорил каким-то измученным голосом, но, странно, взгляд его оставался таким же отрешенно спокойным. Как тогда, на концерте, как тогда в парке. Я должна была его о чем-то спросить. Не о вине и не о песнях мы должны говорить. Ну да, я хотела спросить его о звонке в редакцию. Я хотела узнать…

— Аркадий, — я несмело притронулась к его руке — как давно я хотела к нему притронуться! — Аркадий, нам нужно поговорить. Сядьте, пожалуйста.

— Но куда тогда сядете вы? — Он посмотрел на меня своим отрешенно бесстрастным взглядом. — У меня только один стул.

— Можно придвинуть стол к кровати, — сказала я совсем не то, что хотела.

Эта идея Аркадию понравилась — разрешалась проблема, которая поставила его в тупик.

— Да, так и сделаем, — радостно согласился он, никак не выражая глазами свою радость. — Я сяду на кровать, потому что мне нужно больше места, а вы — на стул напротив.

Вместе мы перенесли стол к кровати, Аркадий заботливо следил, чтобы не свалилась бутылка. А потом долго устраивались — я, пытаясь преодолеть неловкость и чувство нереальности, он — не знаю, что ощущая. Мне казалось, что Аркадий не вполне воспринимает меня как живого человека, зашедшего к нему в гости.

— Ко мне никогда сюда еще не приходили, — сказал он, улыбаясь растерянной улыбкой, опровергая — или, наоборот, подтверждая? — мои мысли. — Вы — первая. Так что, можно сказать, у меня новоселье.

— Не хотите немного вина? — спросила я, совсем забыв, что он не пьет.

— Можно, немного, — сказал он, тоже, вероятно, об этом забыв. — Но у меня только один стакан, и нет штопора. Как же открыть бутылку?

Он опять стал в тупик, опять растерялся. Но и я не сразу нашла выход из этого положения.

— Нож. У вас есть нож? Можно протолкнуть пробку внутрь.

— Можно. Нож у меня есть.

Аркадий поднялся, выбрался из-за стола — жалобно звякнула гитара — он случайно ее задел. Посмотрев на нее своим отрешенным взглядом, Аркадий осторожно придвинул гитару ближе к стене. Вышел из комнаты и долго не возвращался. Нереальность происходящего захлестнула меня с такой силой, что захотелось немедленно оказаться где-нибудь в обычном, самом заурядном месте — дома или в редакции. Я закрыла глаза, пытаясь представить такое обычное место, но возникла скорбная фигура Федора, удаляющаяся прочь. Я прогнала это ненужное, мешающее видение и начала сначала. Проще всего было представить свою комнату, стол, компьютер, ведь все мои нереальные путешествия в конце концов неизменно приводили туда. Но почему-то сейчас никак представить этого не могла. Может, попробовать зайти с другого конца? Я иду по горной тропинке, спускаюсь к озеру. На том берегу меня ждет самый любимый человек на све… Да нет, к чему эти фантастические представления, если самый любимый на свете человек здесь, рядом со мной. Я могу взять его за руку, могу коснуться его лица, могу поцеловать в губы, в его удивительно теплые, невероятные губы… Я протянула руку — и ощутила пустоту. Сразу стало холодно и страшно, я вспомнила, что там, на озере, при последнем свидании убила его.