Фридрих Незнанский - Стрельба по «Радуге»

— Скажи женщине… — начал Меркулов.

— Сейчас… Света, послушайте меня, успокойтесь. Я вам постараюсь все объяснить…

— Скажи ей, что сегодня больше попыток покушения не будет, это я из собственного следственного опыта говорю… — Турецкий передал. — А завтра мы его попробуем перевести в другой изолятор. Нет, переведем, так и скажи. Пусть сегодня спит спокойно.

— Хорошо, передам. Но учти, что ты обещал… — И он постарался успокоить женщину, добавив, что у них уже готовы материалы, оправдывающие Ивана полностью, и завтра они будут переданы по назначению, ибо сегодня просто не успели. И когда телефон отключился, спросил: — И что ты намерен сделать? У нас на руках собственные показания мерзавца, который подставил Рогожина. И медицинские свидетельства!

— Хорошо, но кричать не надо. Ты сам прекрасно знаешь, что в нашем государстве гораздо легче осудить человека, нежели оправдать. А когда он уже находится под арестом, тем более непросто его вытащить оттуда. И значит, в любом случае сам процесс принятия решения и освобождения из-под стражи будет более длительным, чем нам представляется. Не говоря о том, что еще и очень хочется. Мало ли, чего нам иногда хочется? — философски спросил сам себя Меркулов. — Вот ты себя спроси, Саня? И что ты ответишь? Ты — опытный и битый следопыт? Молчишь? Вот то-то и оно, дорогой мой. Я обещаю завтра, прямо с утра, начать движение…

— Да здравствует наш паровоз! — с мрачным видом кивнул Турецкий.

Слово «паровоз» на специфическом языке следствия обычно означает организатора преступления, который получает, в первую очередь, и максимальное наказание. Если участие его доказано. И потому никто из преступников не хочет оказаться в роли «паровоза». Кто этого не знает? Но Меркулов — сам бывший следователь — понял по-своему реплику Сани.

— Ты, однако, держи себя в руках, — заметил он строго.

— Не бойся и ты, Костя, я тебя никогда не выдам. Чего бы тебе там продажные менты ни клеили. Ты у нас — главный пахан, на тебя и вся надежда угнетенных и униженных российским доблестным правосудием страстотерпцев.

— Все сказал?

— Ну… почти.

— Не юродствуй!

— Никогда не буду. Особенно в твоем присутствии. Есть подходящий анекдот…

— Только тише, люди же спят…

— Ага. Но он про глистов.

— Тьфу, будь ты!.. — Меркулова передернуло, он даже чашку отставил.

— Не бойся, совсем безобидный. Сынок спрашивает папу, мол, правда, что наружи солнышко светит и травка зеленая? «Правда, сынок». — «А почему мы — здесь, а не там?» — «Родину не выбирают, сынок…»

Меркулов чуть не подавился и зверскими глазами уставился на Турецкого. Но — быстро «отошел», увидев, как скорчился от смеха рассказчик, и даже сам хохотнуть изволил.

— Нет, Саня, как был ты порядочный сукин сын, так им и остаешься, ничто тебя не может исправить…

— А зачем, Костя? — Александр состроил печальную мину. — Ты же сам только что заметил, что у нас посадить всегда проще, чем разобраться. Поверь мне, раньше бы я этого не сказал. Ты ж меня знаешь, фронда была реальна до определенной грани. Да и какая там фронда! Так, шутить изволили. А насчет родины, знаешь? Могли б, так уж давно за бугром обретались. Совесть почему-то не позволяет. Так что, давай кончать с чаепитием и займемся спасением честного человека. Сам видишь, о чем приходится заботиться! Не о наказании преступника, а об официально провозглашенной возможности защитить жизнь невиновного человека, пострадавшего от действий оного бандита.

— Саня, я с тобой полностью согласен, но заострять не будем. У нас много несовершенства. Но мы же стараемся. Вот и в данном случае уточняем свои позиции, разве не так? Это же естественно…

— Слишком много, Костя, а это не естественно. Но на досуге прикинь, откуда у генерала с честным и достойным послужным списком нашлись многие миллионы на покупку огромного дома в самом престижном районе Подмосковья? Я знаю, ты скажешь: жена получила наследство. Все верно, получила, даже необходимые справки имеются в наличии — для случайной ревизии. И решительно никакого отношения к такому факту не имеют ни таможня, ни… Да ладно, Костя, надоел я тебе до чертиков, поеду-ка лучше домой. Водки у тебя все равно нет, а и была б, так не дал бы из жадности…

— Из заботы, дурилка ты деревянная. Не ломись хоть тут в открытые ворота.

— Не буду, Костя…

Турецкий поднялся, изысканно раскланялся и на цыпочках отправился в прихожую.

Про наезд на себя он рассказывать не стал: зачем волновать… Тем более, что дежурный в МУРе посмеялся, покачал головой и коротко записал сообщение Турецкого, чтобы с утра передать его Владимиру Михайловичу. А уж тот сам знает, как разбираться с этой братией. Наверное, поэтому МУР и не угоден многим «шишкам». Разные у него были времена — и лучшие, и худшие, слава богу, и время понемногу исправляется…