Наталия Антонова - Сон без пробуждения

– Ну, все, – облегченно вздохнул Наполеонов, – скажите, когда вы обнаружили, что ваша невеста… – он поискал слова поделикатнее, – не подает признаков жизни?

– Когда заметили? – машинально повторил Замятин.

Владимир Львович помолчал и облизал губы.

– Я… я не помню точно, сколько было времени… Понимаете, у нас была помолвка. Мы допоздна праздновали вчера. Ну, и…

– Переутомились, – помог ему Наполеонов.

– Да, – согласился Замятин, – можно и так сказать. Завтрак был поздний. Потом Леночке, – он судорожно вздохнул, – пришла в голову мысль покататься на лыжах.

– Так, – Шура внимательно слушал.

– Здесь парк недалеко, – Замятин посмотрел на Шуру.

Шура кивнул.

– Мы… мы хорошо отдохнули. Вернулись домой веселые, но уставшие. Пообедали и разбрелись по своим комнатам.

– Ваша невеста и вы расстались? – уточнил Наполеонов.

– Да, Леночка сказала, что устала и хочет побыть одна. Она хотела вздремнуть. Вечером мы собирались продолжить семейный праздник.

Замятин неожиданно вскочил, но Шурочка снова усадил его в кресло.

– Продолжайте, Владимир Львович, – терпеливо промолвил он.

– В восемь все спустились к ужину. Кроме Леночки…

– Дальше, – сказал Наполеонов.

Мы подождали минут двадцать. Потом Марина решила сходить за ней. Все решили, что Леночка заспалась, и пора ее будить.

Замятин сделал еще одну попытку встать.

– Сидите, – Шурочка придвинул свое кресло вплотную к креслу Замятина.

– Марина долго не возвращалась. Но мы не особо тревожились.

– Почему?

– Они подруги. И вообще – женщины. Мало ли какие дела, разговоры.

– Понятно, – кивнул Шура.

– Но вдруг Марина ворвалась в гостиную вся какая-то растрепанная, со слезами на глазах. Она кричала, что никак не может разбудить Лену.

– Папа попытался нас успокоить, но мы все побежали наверх. И отец, он тоже поднялся следом. Я первый подбежал к постели и попытался приподнять Лену, но она вся была, как тряпичная кукла. Мы ничего не соображали, пытались привести ее в чувство. Потом отец вызвал «Скорую». Она приехала минут через сорок. И… ничем не смогла помочь. Тогда я вызвал вас.

– Это все?

– Да, – Замятин снова зарыдал.

– Слушай, Руслан Каримович, дай ему что-нибудь, – обратился Шура к Шахназарову.

– Попробую…

– Руслан Каримович, мне не нужен еще один труп.

– Мне тоже, – Шахназаров задумчиво порылся в кармане.

– Пора опросить других свидетелей, – решительно заявил Наполеонов и вышел в коридор. За одной из дверей слышались всхлипы. Шурочка постучал и тут же распахнул ее.

Зима в этом году в России выдалась суровая.

По-видимому, жители средней полосы просто вынудили ее обрушить на города и села тридцатипятиградусные морозы и снегопады, по обильности превышающие норму в несколько раз. Уж очень надоели они зиме своими причитаниями и жалобами на прежние теплые сезоны. Ну не нравились народу дожди в декабре и оттепели в январе! Им подавай Рождественские морозы и сугробы, как в сладостно приукрашенном детстве.

И довздыхались усатые дяденьки и высокогрудые тетеньки: «Ах, какие раньше стояли морозы! Я помню, мы в школу по неделе не ходили. Целый день во дворе играли! Лепили снеговиков и катались с горок. А какие были снега! Утром встанешь, а дверь не открыть, так ее снегом завалило. Что же теперь?! Одна сырость. Всю атмосферу испортили». И так далее, и в таком же духе.

Ясно, что сердце у зимы не железное, а снежное, вот и откликнулась она на просьбы трудящихся – и морозы даровала, и снегопады.

Народ, естественно, снова не доволен! Трубы центрального отопления, не ремонтированные с того самого сладостного детства усатых дяденек и высокогрудых тетенек, морозов не выдерживают и лопаются, снегоочистительная техника не справляется со снегом, который валит день и ночь, на дорогах пробки.

Дети, правда, в школу из-за морозов не ходят, но ведь у них и так каникулы.

В общем, перестаралась зима. Хотела, как лучше…

Морис Миндаугас сидел в кресле возле камина и смотрел на покачивающиеся в ритмичном танце языки огня.

В доме детектива Мирославы Волгиной было тепло от горячей воды, наполняющей батареи. Дом был ее собственный, и поэтому все в нем было так, как надо.

Однако Мориса всегда тянуло к камину. Он мог часами, не отрываясь, смотреть на огонь и думать о своем.

Морису не спалось этой ночью, и он коротал время за чтением, на его коленях лежала прочитанная до середины книга Е. П. Карновича «Любовь и корона». Судьба брауншвейгского семейства взволновала Мориса. Ему было искренне жаль Анну Леопольдовну, ее несчастного мужа, принца Антона Ульриха, и их многочисленных детей. Елизавета же Петровна была ему глубоко несимпатична.