Трифон Иосифов - Браконьеры

Смысла нет идти дальше. Я возвращаюсь обратно, открываю замок, висящий на дверях школы, и вхожу в единственную обитаемую во время косьбы комнату. Тут некогда была учительская, и еще сохранились высокие шкафы с какими-то старыми бумагами, стол, залитый чернилами, и узкая кушетка с провисшими пружинами. Мне не хочется немедленно возвращаться на базу, я устал и озяб, хорошо бы хоть час побыть в покое и одиночестве. В комнате собачий холод, я засовываю в печку какие-то старые газеты, разламываю полусгнившие дощечки, издавна валяющиеся вокруг, и отправляю их туда же. Через минуту в печурке полыхает огонь. Я сажусь на продавленную кушетку, закуриваю, впадаю в какое-то странное забытье — ни о чем не думаю, ничего не чувствую… И вдруг меня будто кто-то бьет в грудь — это звонит телефон: на проводе Марина.

— Боян, это ты?! Сейчас к тебе прибежит Гай!

— Гай?! Я же говорил тебе, черт подери, чтобы ты ни в коем случае не спускала его! Эти дубравецкие оболтусы запросто могут застрелить его!

— Да я и не спускала его, — стала оправдываться Марина. — Но некоторое время назад он начал так жалобно скулить, а потом так рванул ремешок, что порвал его и понесся к тебе…

— Когда это было?

— Минут пятнадцать назад… Погоди, тут Дяко хочет с тобой поговорить…

— Боян, шеф телефон разрывает, тебя ищет! Говорит, случилось что-то очень страшное, но я не понял, что именно. Он велел мне найти тебя и за две минуты доставить на базу.

— Значит, за две минуты, так?! Тогда заводи вертолет и лети сюда!

— Именно это я и собираюсь сделать — сейчас оседлаю джип и приеду за тобой!

— А наши вернулись уже с Большой поймы?

— Часть группы вернулась, но я велел им обойти все кормушки по берегам Златиницы.

— Хорошо. Жду тебя.

Я погасил печку, собрался выйти наружу. И тут слышу, как Гай скребется за дверью и скулит. Стоило мне открыть двери — и он с радостным лаем бросился на меня, чуть с ног не сбил, и лижет лицо и руки, и ластится, а я глажу его умную голову и осторожно пробираюсь пальцами сквозь затвердевшую влажную шерсть к его шее. Так и есть — кровь. Содрал себе кожу, негодник этакий, когда рвался с ремня.

Через пять минут прибывает джип. Укладываю лыжи сзади, туда же прыгает Гай, а я сажусь рядом с Дяко и вынимаю из рюкзака маленькую бутылочку коньяка-НЗ. Один большой горячий глоток мне — и я передаю бутылочку старому леснику. Он не отказывается, тем более что здесь нет гаишников, да и холодно в джипе зверски — дует отовсюду.

— Понять не могу, как ему удалось оборвать такой толстый кожаный ремень! — я поворачиваюсь и тереблю голову Гая между ушами, жаль, что он не пьет коньяк, я бы и его угостил.

— Я видел его из окна базы. — Дяко снова слегка прикладывается к бутылке. — Он будто взбесился — воет, лает, ревет, скулит, и все разом. Я говорю Марине — да он задохнется, этот Гай, и в этот самый момент он оторвался и как снаряд полетел сюда… Наверно, предчувствовал что-то плохое…

Я повернулся лицом к Дяко и медленно, раздельно произнес:

— А ты знаешь, что полчаса назад в меня стреляли?

Дяко так резко нажал на тормоза, что я едва не ткнулся носом в стекло.

— Стреляли?! Кто?

— Откуда я знаю? Наверно, Гай именно тогда и взорвался…

— А может быть, это кто-то случайно, а, Боян? — Старый лесник смотрит на меня такими глазами, что мне снова хочется обнять его.

— Как бы не так — «случайно»! Ты за кого меня принимаешь? Что я — совсем дурак, по-твоему? Он целился точно в голову — вот сюда! — и я постучал по лбу. — Случайность в другом — в том, что я в этот момент нагнулся за пустыми гильзами.

— А следы? Ты видел кого-нибудь или по крайней мере нашел какие-нибудь следы?

— Как их найдешь, когда тут такая толчея была…

Лицо у Дяко окаменело.

— А Марина не говорила тебе, зачем я помчался сюда?

— Нет, об этом речи не было.

— Дело в том, что кто-то позвонил отсюда, из школы, а когда я взял трубку, никто не откликнулся. А тут я уже обнаружил, что кто-то входил — или входили — в школу через окно, что на задней стене. Там ставень открыт — и, скорее всего, давно уже.

— Ты хочешь сказать, что…

— Да-да, я хочу сказать, что «этот» позвонил и рассчитал, что я решу проверить, что тут происходит, пойду лесом, — он и засел где-то на моем пути и ждал…

— Очень мне не нравится вся эта история, если верно все то, что ты говоришь… — мрачно заметил Дяко.

— И мне, знаешь ли, не нравится! Да, следы, которые вели к школе, оставил кто-то в резиновой обуви.