Андрей Гуляшки - Убийство на улице Чехова

— Хм… Наверное! — пожал плечами Любенов.

— Доктор Анастасий Буков подтвердит твои показания?

— Еще бы ему не подтвердить! — улыбнулся Любенов.

Я поблагодарил его и проводил к выходу.

Дора Басмаджиева ожидала меня в спальне Радоя. Она была в пальто, готовая уйти, стояла посреди комнаты и смотрела на меня с нескрываемым озлоблением.

— Вы не имеете никакого права злоупотреблять моим терпением! — сказала она.

— Пожалуйста! — развел я руками. — Вы можете идти, когда пожелаете! Если хотите — идите хоть сейчас.

Она пошла к двери.

— Только я попросил бы вас ответить на один вопрос — в отношении ключа от черного хода. Как так случилось, что вы забыли запереть дверь на ключ?

Взявшись за ручку двери, она обернулась ко мне, и злобное выражение ее лица тут же исчезло. Теперь она, может быть, больше всего была похожа на себя: приятная, но холодная, чувствительная, но и расчетливая.

— Когда я вчера услышала, что профессор возвращается домой, мне показалось, он разговаривал с женщиной. Я подумала, что это его дочь Надя. А с Надей я не хотела видеться, да и он не желал, чтобы такая встреча между нами состоялась именно в день его именин. Я убежала в кладовую. Услышав, что наружная дверь закрывается, я незаметно ушла через черный ход и спустилась по лестнице. Ключ остался у меня.

Она вынула из своей сумочки два ключа и подала их мне.

— Один от главного входа, другой, поменьше, от черного. Час тому назад принесли срочную телеграмму от Радоя, он завтра прибывает самолетом. Передайте ему, пожалуйста, эти ключи — он ведь прямой наследник своего отца.

Не открывала ли эта хитрая красавица шкатулку профессора, не успела ли она прочесть письмо Радоя? Если судить по ее агрессивному поведению в это утро, письмо она прочла. Впрочем, прочла или нет — это уже не имело значения, представление, режиссером которого был я, заканчивалось.

— Благодарю! — кивнул я, забирая оба ключа.

Она взялась за ручки двери, но медлила. На лице ее появилось смущенное выражение.

— Ведь вы не будете уличать моего брата из-за… этой электрической плитки? — спросила она.

Я с досадой махнул рукой.

— Он такой болезненный… И нуждается в дополнительных средствах, чтобы приобретать кое-какие вещи! — сказала она.

— Спокойной ночи! — попрощался я и, снова махнув рукой, отвернулся.

Потом, когда я вышел в коридор, сержант Наум подал мне запечатанный конверт. Служба, занимающаяся почтой, телеграфом и телефоном (ПТТ), сообщала мне, что с седьмого на восьмое января с. г. в одиннадцать часов вечера по телефону профессора звонил кмет [10] Кмет — сельский староста. из его родного села. Разговор продолжался три-четыре минуты. Потом профессор положил трубку, а через минуту телефонная станция связь прервала. Телефон Астарджиева продолжал показывать «занято» еще довольно длительное время.

Итак, все постепенно становилось на свои места. Перед моими глазами разворачивалась картина полного провала. Я был в отчаянии.

Мы начали заключительное совещание ровно в пять часов вечера. Прежде всего я предоставил слово инспектору Манчеву.

Конечно, я тут же заметил, что он был не в настроении, точно страдал от зубной боли, и ему явно не хотелось говорить.

— Я так же, как и вы, товарищ майор, считал, — начал он, — что доктор Беровский — один из участников убийства. Проведенные мной розыски, к сожалению, доказали обратное. То есть, — попытался он исправить ошибку, — не к сожалению, а к его счастью — я не знаю, как точнее выразиться.

— К его счастью! — сказал Данчев.

— Хорошо, к его счастью. Человек с красным шарфом и в серой шляпе, который подъезжал вчера на такси к дому профессора в десять часов утра, не доктор Беровский, а брат Доры Басмаджиевой. Дора не передавала ему никакой шкатулки, чтобы он открыл ее, а мы возложили на эту шкатулку все свои надежды. Она ему отдала просто-напросто электрическую плитку, чтобы он ее исправил — «частным образом», как говорится. Значит, не Беровский, а сам профессор отвез шкатулку слесарю бай Петру, чтобы он ее открыл. Бай Петр открыл шкатулку, но не закрыл ее снова на ключ, потому что Астарджиеву было жаль денег. То обстоятельство, что профессор оставил шкатулку не закрытой на ключ, свидетельствует о том, что он не особенно дорожил бумагами, находящимися в ней. Доктор Беровский и Дора Басмаджиева прочли письмо Радоя. Это письмо внушило им надежду на то, что профессор перепишет на них если не всю квартиру, то по крайней мере часть ее. Так что только сумасшедшие могут убить человека, от которого ждут наследства. А Беровский и Басмаджиева, как раз наоборот, не из тех людей, которые не знают, где раки зимуют. По-моему, они оба — и доктор, и Дора, — к сожалению (пардон, к счастью!), не замешаны в убийстве профессора.