Андрей Гуляшки - Убийство на улице Чехова

— Значит, он сказал, что уже подал свою заявку? Не так ли?

— Ну да, это мы все слышали. После я понял, что Беровский и Буков знали, но он еще раз сказал, потому что ему это приятно было.

Я, вздохнув, замолчал. Моя гипотеза о том, что Беровский убил профессора (или участвовал в убийстве), чтобы украсть его открытие, разбилась вдребезги, как стеклянная рюмка, уроненная на камень. Какую «тайну» мог «украсть» Беровский, если она была уже зарегистрирована Астарджиевым? На кой черт было его убивать?

— Как держался доктор Беровский?

— Поцеловал руку профессору! А тот заявил, что без его помощи не достиг бы своей цели.

— Расскажи теперь о вилле! — сказал я.

С Беровским я провалился, но сейчас у меня была хоть маленькая надежда на Кодова. Что профессор обещал ему виллу, что другие гости слышали это его обещание — эти вещи были еще в сфере сказок. Может быть, Кодов их сам сочинял?

— Профессору было неприятно, что его сына Радоя нет на торжестве, — начал Кодов. — Он вспомнил вдруг о каком-то письме, которое недавно получил, и словно кто нажужжал ему в уши — прочесть нам это сыновнее письмо. Он и говорит доктору Беровскому: «Иди в кладовую, пожалуйста, и вынь из шкатулки то письмо от Радоя!» Беровский был не только первым его помощником на работе, но и одновременно его домашним секретарем, и любовником его экономки — в общем, хорошо знал каждый уголок в квартире. Он принес письмо Радоя, и профессор прочел его вслух. Откровенно говоря, я просто-таки ошалел от благородного жеста Радоя! Этот парень не испытывал братских чувств к своей сестре. Поэтому, услышав, что он написал, я просто ошалел. И крикнул: «Слушай, а не написал ли он все это в пьяном состоянии?» А мой тесть вздохнул, покачал головой и говорит: «Радой стал большим человеком в Ливии, директором смешанной компании по добыче нефти, женился на богатой ливийке и поэтому ни в грош не ставит свои наследственные права. Он отказался от боянской виллы в пользу своей сестры, отказался от участия в дележе этой квартиры и, когда приедет на днях в Софию, откажется, вероятно, и от моего имущества в селе. Насколько я понял, он — миллионер, для него эти вещи теперь — мелочь!» Я, не сдержав радости, воскликнул: «Да здравствует мой шурин, я всегда считал его благороднейшим человеком на свете!» — и вылил себе в горло половину кувшина. Мой тесть хмуро посмотрел на меня, но, поскольку он тоже выпил сверх меры, он простил мне сие расточительство и продолжал: «Я полагаю, ты и Надя откажетесь от своей части квартиры, ведь у вас уже есть своя, а теперь и вилла в Бояне. Я думаю, — говорит, — что доктор Беровский выплатит ту часть, которая вам причитается, а он — продолжатель моего дела — унаследует эту квартиру!» Я крикнул: «Ура!», а доктор Беровский встал и второй раз поцеловал ему руку… Это было около десяти часов вечера, приятель… Как вас зовут? Канделаров, да. Около десяти часов. Моя жена пришла около четверти одиннадцатого. У нее в магазине ревизию проводили, а я был уже довольно пьян, чтобы осведомлять ее о вещах, которые написал Радой в своем письме. Да и она не осталась с нами, а поспешила на кухню приготовить пандишпан — традиционное пирожное, которым мой тесть позволял себе угощать гостей раз в год, в день своих именин. Незадолго до одиннадцати мы пошли в гостиную, ожидая, пока остынет пандишпан. Тогда мой тесть послал меня в подвал за вином, а пока я цедил его в подвале, позвонил проклятый телефон…

Я сказал Кодову, что, если свидетели подтвердят его слова, он будет освобожден не позже восьми часов. Перед тем как попрощаться, я спросил:

— По-твоему, у профессора были враги?

— Кроме этих его гриппов — не было, — ответил Кодов.

Я чувствовал себя растерянным, смущенным, отчаявшимся. Как те несчастные собаки, которых хозяева теряют на самых оживленных улицах города.

Любенов ждал меня в гостиной покойного профессора Астарджиева.

— Любенов, — спросил я, — профессор Астарджиев прочел вчера вечером письмо от сына Радоя?

— Прочел!

— Заявил ли профессор Астарджиев, что он переводит свою виллу в Бояне на имя дочери?

— Заявил.

— Сообщил ли он о своем намерении перевести свою квартиру на доктора Беровского?

— Сообщил.

— В котором часу он прочел письмо и сделал это сообщение?

— Было около десяти часов.

— В таком случае Кодов и Беровский являются людьми, которые были кровно заинтересованы в том, чтобы профессор остался в живых — по крайней мере до того дня, когда он сможет уладить законно их наследственные права. Это люди, которые были меньше всего заинтересованы в его преждевременной смерти. Не так ли?