Полина Табагари - Дневник алкоголички

Я жила с ощущением, что забираю у матери воздух, когда нахожусь рядом с ней в замкнутом пространстве. Я была копией отца в манере держаться, голосе, бытовых привычках. И этот мелькающий призрак покойного мужа, видимо, раздражал мать. Мы обходились за день двумя-тремя фразами, и если я в хорошем настроении заговаривала с ней первой, то она находила повод придраться к веснушкам, к моим умственным способностям, которые годятся только для того, чтобы «марки на главпочтамте языком приклеивать». Ее бесило даже то, как я передвигаюсь по квартире, потому что от моих шагов «сервиз в шкафчике пляшет». И до того как засну, я оставалась с чувством опустошенности наедине. Я не обижалась на материны претензии, где-то внутри меня сидела заноза моей инаковости, я не нащупывала ее, не могла вытащить это разлагающееся инородное тело, которое постепенно отравляло и меня.

Нехватка воздуха быстро сводит людей с ума. Мать заводилась от любой мелочи и выплескивала на меня свое отчаяние. Со временем мне даже стало жалко ее. Ну, что она виновата, раз раньше выходили за удобного и подходящего человека? Разве виновата, что родила? Так все рожают детей. Хорошо, что одну родила, а не целый полк голодных ртов. Не учат же в школе жизни, учат адаптироваться и смиряться, а не мыслить глобально, мечтать о великих свершениях. Я, может, поэтому и пошла в итоге в педагогический, на учителя рисования, потому что хотелось изменить несколько десятков судеб. В то время я была уверена, что знаю, чего точно нельзя совершать в жизни.

Учителя редко отдают себе отчет, какой силой обладают, каким даром трансформировать чужие жизни. Я учила своих подопечных не рисовать, я учила видеть перспективу. Не различать цвета, а находить оттенки жизни, чтобы там, во взрослом мире, они не растерялись, как моя мать, не пошли по пути наименьшего сопротивления и не вляпались в 99 процентов ошибок живущих людей.

Я идеалистка? Наверное. До периода, как я работала учительницей, я дойду. Тогда я еще участвовала в жизни, а не наблюдала ее со стороны. У меня была роль, и этот невидимый режиссер прислушивался ко мне, позволяя влиять на сюжет. Потом ощущение вовлеченности ушло. Кто я? Что тут делаю? Есть ли во всем этом смысл?

Вас как зовут, простите, девушка? Светлана? Красивое имя… Свет… Доброта, тепло – хорошие ассоциации. Вы, Светочка, не смотрите на меня так. Не надо жалеть. У меня руки в крови? Боже, пожалуйста, отпустите до туалета, я хочу побыстрее с себя это смыть. А сколько ждать этих криминалистов? Почему так долго? С меня же уже собрали все улики, зачем нужны дополнительные. Что за привычка над народом издеваться. Это я не о вас лично, ребята, это я о системе.

Я тогда продолжу, Светочка, а вы записывайте, раз уж ввязались. Наверное, для статьи и не понадобятся такие подробности, так хоть кто-то меня выслушает на трезвую голову, услышит мою историю. Так важно озвучивать происходящее. Это прочищает реальность, учит осознанности.

В институт я поступила легко, сама, без блата. Это было естественным и предсказуемым решением. Я умею рисовать, просто научите меня, как обучать других, как работать с детьми. Из всех экзаменов я переживала за историю. Русский с литературой – всегда были любимыми предметами. Я читала взахлеб все, что попадалось под руку. Не знаю даже, чтобы я без книг делала. Без этих героев, как Гаврош, Соня, Каренина, Том Сойер – противоречивые ребята, странно, что их первыми вспомнила, может, потому что такими же недолюбленными были, как и я.

Последние лет десять совсем перестала читать. Трудно долго на чем-то одном сосредоточиться, и глаза подводят, слезятся сильно или отекают. Книги перестали меня спасать. Да и нет такой книги, которая исцелит от потери ребенка. Или от безысходности, от кромешной пустоты внутри, с которой ты не можешь никак ужиться. Пустота больше, чем ты. Она, как черная дыра, всасывает в себя все живое, что снаружи. И ни от чего меня книги не защитили. Реальный мир победил книжный, а алкогольный – всех вместе.

И ведь я не думаю, что такой уж слабой была. Совсем нет. Удары судьбы принимала с достоинством, вскакивала, искала выход, мчалась дальше. Но, может, судьба перестаралась со мной? Может, нельзя было бить по запрещенным местам? Лишать жизни невинных. А? Судьба? Бог? Слышишь там меня?!

Нет, он давно перестал со мной считаться. Он бы броней наградил, непробиваемый жилет, что ли, выдал, когда раз за разом умерщвлял меня. В самолетах или на кораблях предусмотрены спасательные жилеты, а что Бог дает тем, кого отправляет на землю? Справедливость, веру в ангелов-хранителей, искусство, творчество?