Иван Любенко - Черновик беса

Толстяков, казалось, не замечал всей этой красоты. Он дымил папиросой и всё приставал к присяжному поверенному с вопросами о том, что тот собирается предпринять по прибытии в Тифлис. Ардашеву совсем не хотелось тратить время на бесполезную болтовню, и он, извинившись, спустился в каюту.

Через иллюминатор ещё виднелось море, и различалось небо. Клим Пантелеевич достал тетрадь и вечное перо. Настроение благоволило к творчеству, и он вывел первые два предложения: «В городе уже царила настоящая тёплая весна, какая бывает в Ставрополе только в середине апреля. Абрикос уже отцвёл, но аромат недавнего цветения ещё стоял в воздухе и манил…».

Однако что-то мешало сосредоточиться, и мысли возвращались к событиям сегодняшнего дня. Присяжный поверенный, в который раз отдавал должное изощрённости Беса, устроившего смертельную игру длиною в несколько недель и уже унёсшую три жизни. «Весьма возможно, что вся эта кутерьма с тифлисской маркой затеяна Бесом. Но как тогда быть со звонком Фогеля? Неужто он заодно с преступником? А что если Фогель и Бес — одно и то же лицо? Вопросов больше, чем ответов. Но гадать не в моих правилах. Пожалуй, лучше лечь спать. Завтра будет видно».

Ночью пароход сделал две остановки: в Гаграх, а потом, уже рано утром — в Сухум-кале. Судно стояло на рейде, и пассажиров, как почти везде на Черноморском побережье, встречали турецкие фелюги и доставляли на берег.

Временами Ардашев просыпался, глядел на часы, и вновь погружался в сон. Он пробудился от какого-то шарканья над потолком. Приведя себя в порядок, адвокат поднялся наверх. Оказалось, что это матросы мыли швабрами палубу, и целые вёдра морской воды подымались из-за борта и выливались на пол.

За кормой водопадом струились белые волны, оставляя за собой широкую дорогу шипящих пузырей. Светло-зелёная вода казалась прозрачной, а даль — голубой. Бледное утреннее небо сливалось на горизонте со спокойным морем.

Пассажиры третьего класса уже проснулись, и теперь пили чай вприкуску. Кипяток разливали из большого металлического чайника. Тут же стояли клетки с живностью: поросята, гуси, утки, куры и чья-то собачонка, отчаянно лаявшая на всю эту живность, которая её высокомерно не замечала.

Добравшись до форштевня, Клим Пантелеевич посмотрел вниз: острый нос корабля с шумом разрезал изумрудную воду, образуя по обе стороны, два шипящих фонтана. Рядом, параллельно курсу, скользили дельфины. Они выныривали, выпрыгивали наверх и снова плыли вперёд, точно соревнуясь с железной машиной. Адвокат невольно залюбовался игрой этих милых существ. А на небе уже появилась чёрная туча. Её принёс откуда-то северный ветер, и бесформенная громадина росла, будто на дрожжах.

— Вижу, вы уже бодрствуете, — раздался за спиной знакомый голос.

Это был Толстяков.

— Да, отлично выспался.

— И всё-таки, дорогой друг, вновь прошу вас: откройте мне тайну, куда вы ездили вчера вечером?

— В редакцию «Сочинского листка», поместившего на своих страницах статью об этом Чарльзе Блэкстоуне.

— Но зачем?

— Хотел узнать, откуда у них появились сведения о прибытии «The Ocean» в Одессу.

— И что же?

— Репортёр, написавший этот материал, куда-то исчез, но главный редактор заверил меня, что получил сии известия непосредственно из Одессы. Я попытался выяснить название газеты, но — тщетно. Никто толком ничего не знает. Признаюсь, но мне это кажется странным, ведь статья свежая.

— То есть, вы хотите сказать, что никакого англичанина в Одессе нет? — тревожно забегав глазами, спросил Толстяков.

— Не знаю, — безразлично проговорил Ардашев, — но что это меняет? Нам надобно продолжать вояж. Единственное, что меня беспокоит — это полная неопределённость. Я боюсь, что Бес рядом с нами. И в любой момент может произойти всё, что угодно. Поэтому, в очередной раз прошу вас быть осторожным и, по возможности, старайтесь держаться в поле моего зрения. Нелишним будет, если вы присмотритесь к первому и второму классу (про третий класс я не говорю; этих пассажиров очень много). Вдруг окажется, что вы увидите знакомое лицо?

— А что, если преступник проникнет в мою каюту? — глотая волнение, осведомился газетчик.

— Что ж, тем хуже для него.

— Позвольте узнать почему?

— Потому что вы его застрелите.

— Я?

— Да. У вас же есть револьвер?

— Безусловно.

— Надеюсь, вы его носите с собой?

— Не совсем… Я оставил его в саквояже.

— Помилуйте, Сергей Николаевич, так нельзя. Оружие всегда должно быть с вами.